Мне по характеру работы приходилось часто общаться с «голубыми», и я знал, что они редко меняют своих партнеров, отличаются верностью и ревностью. К тому же в «гетерорасистском» советском обществе найти нового партнера было чрезвычайно трудно и даже опасно. Здесь же царила на удивление фривольная атмосфера.
После недолгого выступления самодеятельных поэтов присутствующие единогласно выбрали короля поэтов – того самого Валентина, которого никто не слушал и который мне посвятил свои стихи. После этого ведущий рассказал анекдот, который, как выяснилось позже, явился суровым предзнаменованием: «Идем мы как-то с Альбертиком, а нам навстречу – толпа хулиганов. «Ну как, отбились?» – «Дурачок! Разве от нас с Альбертиком так легко отобьешься!»» Затем он объявил начало дискотеки, и я, уже посмотревший «Полицейскую академию», приготовился увидеть танцы а-ля «Голубая устрица», но так и не дождался. Парами никто танцевать не пытался, а, как обычно на советских танцульках, самоорганизовалось несколько танцевальных кругов, в которых танцующие мужчины-соседи улыбались друг другу или даже хлопали по плечам. Леопольд рассказал о забавной закономерности: если американцу скажешь, что он выглядит как педик в трауре, тот обязательно спросит: «А почему в трауре?»
Мне приспичило в туалет, и я необдуманно оставил свою компанию. Этим тут же воспользовался Валентин, который явно дожидался меня, но старательно делал вид, что с удовольствием курит «Яву» в вестибюле.
– Привет, – обратился он ко мне тоном бывалого завсегдатая, то есть с нежностью. – Я вас раньше у нас не видел. Покурим?
– Тело и душа должны находиться в равновесии: выпил – покури! – пошутил я и показал рукой на туалет. – Пардон, мне сначала туда.
– Да-да, конечно, я подожду, – с готовностью сказал Валентин. «Вот дурачок, – подумал я, – никак не может понять, что я неГЕЕспособен».
Выйдя из туалета и побеседовав с влюбленным поэтом, я попытался в мягкой форме объяснить ему, что у меня есть любимый человек, Леопольд, которому я изменять не собирался. А воздушный поцелуй был лишь шаловливой формой моей благодарности за прекрасные стихи.
Вернувшись в зал, за столик, я с друзьями, не забывая про «Экстру» с томатным соком, продолжил наблюдение за тем, что происходило в зале. Дискотека то и дело прерывалась конкурсами типа «найди с завязанными глазами спрятанные на мне двадцать прищепок». Все происходящее, включая слова ведущего, вроде бы не отличалось от обычных советских вечеров отдыха, но если вы знали о сексуальной ориентации присутствующих, все обретало второй, нетрадиционный смысл. Было прикольно, так что мы веселились от души. Особенно интересно было американцу; он бывал на подобных вечеринках в Америке, и по его рассказам выходило, что наши «голубые» отличались особой интеллигентностью и деликатностью. И неудивительно, так как среди «наших» не было ни одного шофера или слесаря. У нас нетрадиционная сексуальная ориентация была уделом интеллигентов и поэтов. Поэтому поэтический клуб был отличным прикрытием, чтобы устроить свою личную жизнь и оргию.