Все это проплывало мимо меня за окнами такси, а я, по-прежнему, видела перед собой бледное красивое лицо над меховым воротником. Эта усталая, спотыкавшаяся на каждом шагу женщина не имела ничего общего с той Лорой Уорт, которой я собиралась отомстить. Возможно, ее собственная жизнь так разделалась с нею, что мне нет нужды добивать ее. Эта мысль мне решительно не понравилась. Я слишком долго вынашивала мучительное, горькое чувство обиды, чтобы так легко отказаться от него.
Я попросила водителя отвезти меня в отель.
Готовясь к предстоящей встрече с Гуннаром Торесеном, я оделась особенно тщательно, выбрав коричневое шерстяное платье с круглым белым воротником и белыми манжетами; извлекла из шкатулки свои единственные драгоценности — старинную золотую брошь и серьги; уложила волосы в аккуратную прическу. Мне хотелось понравиться другу отца и, скрыв свое истинное отношение к Лоре Уорт, получить от него помощь.
Точно в указанное время в номер позвонили и сообщили, что меня ждут внизу, в вестибюле. Накинув бежевое пальто и натянув перчатки, я взяла сумочку и спустилась вниз. Гуннар ждал меня возле лифта. При виде меня он сразу же устремился навстречу с протянутой рукой. Мне понравилась его внешность: высокий, хорошо сложен. Лицо тонкое, узкое, каштановые волосы, карие глаза. Он был красив какой-то суровой северной красотой. Держался со мной как с дочерью глубоко уважаемого им человека — дружелюбно и учтиво. Однако его манеры отличались не свойственной американцам сдержанностью, что меня вполне устраивало. Быть с ним на дружеской ноге мне ни к чему. Пусть только поможет, и этого достаточно.
— Я нашел, наконец, место для своей машины, — сообщил он. — Парковка — это у нас проблема. Машина стоит в нескольких шагах от ресторана. И если вы не против, пройтись пешком…
— Люблю ходить пешком, — перебила я его. И мы отправились.
Вечер был холодным, но ясным, и небо оставалось светлым. В мае дни долгие, ночи короткие, вспомнила я.
— В мае у нас праздничная погода, как мы ее называем, — пояснил Гуннар. — Зимой в Бергене часто идут дожди. У нас не бывает сильных снегопадов, как по всей остальной Норвегии, но льет всю зиму.
Мы шли от площади вверх по улице, туда, где виднелись впереди контуры величественного здания — Национального театра.
По дороге беседа завязалась сама собой. Болтали о всяких пустяках, избегая упоминания о Лоре. Всем своим поведением Гуннар как бы говорил: Всему свое время.
Ресторан находился как раз напротив Национального театра. Мы поднялись по крошечной винтовой лестнице на второй этаж, где нас усадили за столик в нище у створчатого окна, выходившего в парк при театре. Столы в небольшом зале были сервированы бежевыми скатертями и салфетками цвета морской волны, с потолка свисали зеленые растения в кашпо. Кроме, нас, в зале была всего одна пара.