– Как, дамы, насчет врезать «горячего»?
– Да ну его, – поморщилась Олеся. – Выбрось. Спать пора.
Терех подпрыгнул. Из глубины багажного пространства неслось жалкое причитание. Смачно врезав кулаком по ребрам несчастного, он поднял полку, и когда нечто, бывшее минуту назад свободолюбивым горцем, сползло на пол, умоляя не убивать, поднял за шиворот и установил вертикально.
– Что, дружок, губища так и не закатывается?
– Слушайте сюда, доходяги, – сказал Брянцев. – Сейчас тихонечко, на цыпочках, идете на свои места и ложитесь баиньки. И больше мы вас не видим и не слышим. Любая попытка сотворить вендетту карается летальным исходом. Пошли вон, вояки…
Проводницы, кажется, не проснулись, разбуженные соседи угомонились, но желание вечерять далее стало постепенно проходить. Я первая застелила свою полку, забралась на нее и укуталась в воняющую хлоркой простыню. Впечатлений за вечер накопилось – через край. Мне кажется, я начинала понимать этих людей. Особых расхождений с теорией архивариуса Воробьева пока не наблюдалось. Абсолютно разные люди, из разных слоев общества, не связанные ни профессиональным, ни каким-либо еще долгом, раз или два в год под смешным предлогом съезжаются на специально оборудованные базы, где проходят спецкурс обучения по системе суперспецназа. То есть марш-броски, умение выживать в экстремальных условиях, защищаться, наносить удары, вести разведывательную, диверсионную работу. Компьютерный ликбез, электроника, знакомство с новейшими видами импортного и российского вооружения, иностранные языки, психологические тренировки, работа с агентурой, с документами. И самое главное и всеподавляющее: жестокий психологический прессинг. Поставлено умно – никакого зомбирования. Ребята добровольно идут на дополнительные накачки. Они им подвергаются с детства: у кого-то имелись «золотые» школьные учителя, у кого-то – чудо-тренеры, у других – старшие товарищи, добрые соседи, светочи-репетиторы и т. д. и т. п. Под разными предлогами, под любым соусом, но непременно – две доминирующие установки: а) Россия великая держава и обязана быть владычицей мира; б) ты и работающие с тобой в одной упряжке – сверхчеловеки, ваше имя звучит гордо, а все прочие – чернь, которые не люди, а песок, просеивающийся сквозь пальцы и принимающий нужную тебе форму. Отсюда и вытекает их отношение к миру и желание этот мир преобразить.
Надвигалась ночь. Я лежала под бледным освещением и наблюдала, как эти люди отходят ко сну. Никто не возмущался, что белье несвежее, а в вагоне пахнет сортиром. Никто не боялся, что ночью придут кавказцы и всех вырежут. Зарецкий на нижней боковине отвернулся к стене и сразу захрапел. Обосновавшийся над ним Брянцев постелил лишь простыню, улегся на спину и уставился долгим взглядом в потолок. По губам бегала мечтательная улыбка. Он уже жил завтрашним днем. Олеся подо мной издала глубокий «предотрубный» стон и заткнулась. Шарапов, как кошка, долго возился, прежде чем угомониться. А Антон Терех не спеша разобрал постель, взлетел на нее, как акробат на перекладину, и сразу стал взирать на меня не предвещающим добра взглядом. Я тоже стала на него взирать. Ей-богу, это лучшее решение. Если не знаешь, как делать, делай как все. Я даже нахмурилась, словно, глядя на него, вдруг вспомнила о чем-то неприятном. Он терпел, терпел и наконец не вытерпел. Со словами: