Натянуть непроницаемый скафандр так и не удалось. Изношенная нервная система визжала поросенком, когда вертолет, не дотянув до Ангары, сел для дозаправки на какую-то промежуточную базу. В лесу зеленела полянка – искусственно расширенная (у опушки виднелись следы раскорчевки), за деревьями – сараи, избушки, охраняемые хлопцами в защитного цвета одежде (я бы к ним не приблизилась даже за вагон баксов), а на площадке – ни одного вертолета, кроме нашего. Пока техники суетились, пассажиры спустились на землю и расположились на траве. С коньяком настали проблемы; вряд ли содержимое бревенчатой избушки с автоматчиком и спиральной антенной, похожей на соленоид, вмещало в себя винно-водочную лавку. Поскучневший Шарапов растянулся на траве и принялся рассказывать бородатые анекдоты. Остальные позевывали. А я через полчаса вылеживания на солнце констатировала полную цементацию мозгов. Рейс почему-то задерживали. Пришлось вскрыть консервы. Еще через полчаса начались роптания. Брянцеву, как старшему, изложили коллективную жалобу, и он нехотя убрался в избушку – перекладывать ее другим.
Вернулся минут через десять.
– Наберитесь терпения, ребята. Авиакатастрофа, Як-40, чартерный рейс из Энска, не долетел верст сорок до Раздолинска, упал в тайгу. Сейчас там работают спасатели. До 16.00 рекомендовано воздержаться от полетов в Заангарье. Видимо, есть причины. Ждем.
– У-у… – разочарованно протянул Терех, доставая из багажа карточную колоду. – Невезунчики мы. Ну что ж, господа хорошие, делайте свои ставки…
В четыре мы не взлетели. И в пять не взлетели. «Добро» на продолжение полета поступило только в начале седьмого, когда я спала без задних ног. Заведенный пропеллер разметал траву, разбудил и меня, и еще кого-то спящего. С окончательно дурной головой я заняла свое место – поближе к кабине, а едва взлетели, уронила ее на колени и опять уснула. Но сон мой был какого-то необычного, ярко-вращательно-карусельного типа. Подключи к нему тахометр, его бы зашкалило. Дважды просыпалась. Первый раз – от параноидального вопля Шарапова: «А я вам говорю – мировое господство произрастать будет из Сибири! Точка! И не Ломоносов это сказал, это я сказал – Шарапов!» и истеричного хохота Олеси. А второй – от эмоционального монолога Тереха на тему, что пусть дерьмо и не тонет, но оно элементарно смывается, и потому для России ничего не потеряно, ведь построить миллион унитазов – это не миллион театров возвести, и даже не миллион квартир… После каждого подобного пробуждения я вновь засыпала, уносимая каруселью, и не реагировала ни на воздушные ямы, ни на трескотню двигателя.