— Тебя что-нибудь кроме секса интересует? Тебе не хочется узнать обо мне что-то другое?
— Я знаю одно — ты волнуешь меня больше, чем любая другая женщина, — ответил он, не задумавшись ни на секунду и раздевая ее черными как ночь глазами. — Что еще мне нужно знать и что еще я должен хотеть?
Его бесчувственность потрясала. Этому человеку никто не нужен. Он — одинокий каменный утес. Она подумала о Рио, и ее охватил такой сильный прилив материнской любви, что стало трудно дышать. В панике она начала расстегивать страховочный ремень.
— Люк, прости, — запинаясь, выговорила она. — Отвези меня в аэропорт. Я должна вернуться домой… сейчас же. Я должна быть с сыном. Я никогда еще от него так надолго не уезжала, а он в опасности…
Люк с интересом наблюдал за ней.
— Хватит играть, meu amorzinho. Деньги уже заплачены. Сделка состоялась.
Она прерывисто дышала.
— А что, если этого окажется недостаточно? Разве шантажисты не просят еще?
Люк, помолчав, сказал:
— Думаю, что у нашей «шантажистки» уйдет какое-то время на то, чтобы потратить пять миллионов долларов. Как ты считаешь?
Его голос звучал насмешливо, и Кимберли бросило в краску от злости.
— Ты ошибаешься.
— Я не ошибаюсь. Я принимаю решения, и учти, всегда правильные, — холодно заметил он, — и мое решение в этом случае таково — заплатить тебе то, о чем ты просила. Я это сделал, и теперь заплатить должна ты. И я не хочу ничего больше слышать о шантажистах или о милых, беззащитных детях, которые ждут тебя дома.
Что ей делать?
Вертолет уже почти взлетел, а деньги — если Люк сказал правду — уже в руках шантажиста. Кимберли отвернулась, чтобы Люк не увидел ее слез. Она плачет из-за себя, а не из-за сына. Она всегда была сумасшедшей матерью. Ее любовь к Рио была всепоглощающей. Она старалась не слишком подавлять его, но как порой бывало трудно сдерживаться. Мысль о том, что он несчастен — даже на минуту, — невыносима. Но с Рио ничего не может случиться, приказала себе Кимберли. Он обожает Джейсона, а Джейсон — его, и Джейсон за всем проследит. Страдать будет она. Страдать из-за того, что находится так далеко от своего ребенка. Две недели! Она выпрямилась и постаралась взять себя в руки. Всего две недели, а потом ее жизнь потечет по привычному руслу. Без шантажистов и без Люка. Неужели то, о чем он просит, так тяжело выполнить? Секс без любви? Что ж, она сделает это. Она будет просто лежать, ничего не испытывая. Никаких рыданий и никакой мольбы. А когда он пресытится ею, то она уйдет, не оглянувшись, и ее чувства останутся незатронутыми, как и у него.