Два дня через плац жутко было ходить, стыдно за себя, за людей, которые тобой командуют. А ветер раскачивал этот страшный колокол, бивший по совести, по нервам. И никто не был застрахован…
Командование фронта сменилось, но на всю жизнь остались перед Игорем безнадежно грустные, отчаянно-обреченные глаза капитана: «За что?!» Жизнь человеческая на фронте была ничтожно дешева. Так закончилось первое крупное наступление во фронтовой жизни командира взвода разведки Бескина…
Из оставшихся в живых после наступления солдат роты Полторацкого у разведчиков оказался Усман Маметиев. Он виртуозно ползал — трава не колыхнется, под колючую проволоку подползал, как змея. Спустя пару месяцев после упомянутого наступления поползли, как всегда, в разведку. На этот раз немцы быстро обнаружили группу, обстреляли, пришлось вернуться, — вроде все на месте. Нет Усмана! На следующую ночь поползли искать, вдруг лежит раненый, даже если убит — надо вытащить. Нет — как нет! Тут же возникли смершевцы — как же, сбежал разведчик! Командир разведки взял непроверенного, без разрешения СМЕРШа и т. д. и т. п. А через несколько дней из соседней части сообщают: к ним, расположенным в нескольких километрах от полка, выполз солдат, контужен, без документов (а документы разведчики оставляют дома, когда уходят в поиск), но говорит, что разведчик из 312-го полка. Разведчик? Кто? Надо выручать! Игорь прискакал в ту часть — Усман!
Оказалось, передний край на этом участке изогнулся этакой латинской буквой S. Усман, которого контузило в стычке, решил, что ползет точно к своим, держался точно по солнцу, по звездам, а полз вдоль линии фронта, пересекая загогулины переднего края, попадая, по счастью, преимущественно на нейтралку. И выполз в соседнюю дивизию, там его и подобрали. Жаль, через несколько месяцев погиб человек под самый новый сорок четвертый год, лежит под Фанзаводом в братской могиле.
«7.10.43… Здравствуйте, родные мои! Письма ваши получаю регулярно. Сам же отвечать могу только изредка, т. к. у меня опять много работы и редко выдается свободная минута…
Мама, почему тебе неясен характер моей работы? Ведь в присланной мною справке указывается моя должность… Одет я хорошо… Только вот казенное белье не всегда бывает необитаемо, а свое пропало со всеми вещами, из домашних вещей осталось только два носовых платка… От царапины на щеке и следа не осталось, а на руке она немного гноится, постепенно выходят маленькие осколочки. Врачи говорят, что скоро совсем пройдет…»
Первое большое наступление, смена атак, отходов, передислокаций, подробности схваток — не для слабонервных, вид поля боя после атаки — тем более. Игорь старательно изгоняет из памяти все это до сих пор. Когда рассказывал один из таких эпизодов студентам в дни чествования ветеранов, завелся, снова забила нервная дрожь, и тихонько под язык пару таблеток, чтобы парни не заметили. И так почти всегда, когда трогал память. Не так-то все просто.