— Нет, пока не жалуюсь.
— Ну, коли так, дай-то бог... — протянула хозяйка.
— Так об чем у тебя разговор? — спросил Иван Рухлин.
Он резко повернулся к Наде.
Неожиданно заглянувший в окно солнечный луч так ярко осветил его рыжую голову, что она даже сверкнула огневой желтизной.
«Рыжий красного спросил...»
— Я пришла насчет женщины, ее фамилия Васильева, она у вас сено за мужнин костюм выменяла, — не совсем уверенно проговорила Надя.
За столом наступила тишина, все уставились на нее. А Надя продолжала:
— У нее на днях помер муж. Дети пухнут с голоду. Только и надежды — корова. А кормить нечем...
— Здрасте! — зло бросил хозяин и, выйдя из-за стола, руки в боки, стал напротив Нади. — Пущай Советская власть таким помогает, а я тут ни причем. И зря ты, Андреевна, утруждаешь себя.
— Вы не все отдали ей...
— Правильно, не все. Только дело полюбовное. Не смог. Я велел, ежели ей несходственно, пущай возвернет сено, а я ей костюм. Такого добра ныне бери — не ленись. Просят, в ноги кланяются. Каждый день от ворот гоняем. Вот так-то, Андреевна! Ты что же, сама по себе надумала или же краснюки послали?
— Сама...
— Так, так... А все ж, похоже, ты с теми, краснюками? — Рухлин неотрывно смотрел ей в лицо, и в его взгляде было столько ненависти, что Наде стало страшно.
— С ними, — негромко, но твердо сказала она.
— Кому чего. Кто любит попову дочку, кто попову сучку. Ты вот чего скажи нам, шабренка, как там у вас с бабами и девками обходятся? Вот с тобой, к примеру, в очередь стают или же навалом?..
Оглушительный стук в висках... Надо повернуться и уходить, уходить немедленно!
— Такой грязи там никто о женщине не скажет! — сдавленно прошептала Надя.
Больше ей не дали сказать ни слова.
Словно по команде, все сорвались с мест и бросились к ней; все что-то кричали, размахивали перед ее лицом руками, готовые схватить за горло.
За столом остался сидеть только Минька.
Тут прогремел голос хозяина:
— А ну, цыц! Расшумелись, черти! Дай вам волю — совсем заклюете человека.
Надя не ожидала такого оборота и не могла понять, почему Иван Рухлин ни с того ни с сего вступился за нее. Да, да, вступился и спас, ведь жена его уже норовила вцепиться в волосы Нади, а Симон будто клещами сжал ее руки...
После окрика Ивана все отхлынули от нее и, недобро поглядывая, кажется, ждали, когда снова можно будет накинуться...
— Видала, Андреевна? — спросил Иван Рухлин, стараясь говорить как можно мягче и убедительнее. — Вот так в каждой казачьей семье, куда ни взойди: везде тебе будет такая любовь да ласка. И не моги лучшего ждать!