— Там, — коротко ответила она.
— Сказывают, сам будто в бега ударился, а потом возвернулся. Верно бают? — спросила хозяйка.
— Верно, — не вдаваясь в подробности, ответила Надя.
— Говорят, в его дому — штаб краснюков, сам комиссар ихний, Кобзин? — спросил хозяин.
— И Кобзин тоже, — ответила Надя, подумав, что спрашивают они просто так, лишь бы спросить, им и без того все хорошо известно. Вполне возможно, что им известно и то, что она тоже у красных. Ну и что же? Разве она собиралась скрывать это от тех же Рухлиных или от кого бы то ни было другого? И насчет Васильевой пришла говорить не как бывшая соседка, а как боец красного отряда. Да, как боец! И, следовательно, нечего ей особенно долго размышлять над тем, что и как думают эти рыжие.
— Самого-то еще не выгнали из дому? — спросила хозяйка.
— Нет. Дали комнату.
— Ну и за такое добро спасибочко, — как-то особенно приторно сказала хозяйка.
Рыжий Минька прыснул со смеху.
Отец кинул на него недобрый взгляд, Минька согнал с лица улыбку и старательно заработал крашеной деревянной ложкой, разгребая на сковороде жареный картофель, вылавливая поджарки и аппетитные свиные шкварки.
— Бают, все начисто пограбили? — спросил хозяин, не отводя глаз от ложки.
— Реквизировали, — ответила Надя.
— Чего?! — не в силах скрыть раздражения, как-то гортанно спросил хозяин. — Слово-то немецкое или как?
— Почему? Наше слово, — сказала Надя. — Отобрали в казну, государству...
— Видали, чего она знает? — обращаясь к сидевшим за столом, сказал хозяин. — А ты, дура неумытая, ей табуретку предлагаешь, — ткнув пальцем в сторону жены, сказал он.
— Так мы чего, необразованные, не все понимаем, с кем и как, — нарочито потупившись, сказала жена и спрятала руки под передник.
— Эх, рубать надобно, рубать до самого корню и с корнем. Напрочь! Чтоб и следа не осталось, — лицо Ивана побагровело.
— Видать, придется пошутковать... — сказал сидевший рядом с хозяйкой черноусый, уже немолодой казак.
Надя не рассматривала, кто сидел за столом, и сейчас впервые глянула на него. «Должно быть, Симон», — подумала о нем Надя. Последние слова обоих Рухлиных сбили Надю с толку: если они знают о ней все, то почему так разоткровенничались при ней?
Все ждали, что она скажет, но Надя промолчала.
— Должно, горюшка хватила, осередь них мыкаясь там, — притворно соболезнуя, сказала хозяйка.
Промолчать и на этот раз — означало бы согласиться с ней. А Надя, наоборот, готова была кричать, что все не так... Да она, может быть, только теперь впервые и узнала, что такое хорошее отношение людей. А Рухлиным, по всему видно, нужно совсем иное.