Семен молча кивнул головой и, не прекращая игры, указал на стул рядом. Василий сел, не спеша оглядел комнату, еле слышно вздохнул: то ли не понравился увиденный беспорядок, то ли еще что...
— Играешь? — шепотом спросил он.
— Нет. Дрова рублю, — не сразу ответил Семен Маликов.
Василий добродушно ухмыльнулся.
— Веселый ты человек, Сень.
— Ужасно, — отозвался Семен и, ощерив зубы, изобразил на своем лице улыбку, какой можно было пугать детей.
— А я, брат, ухожу. Прощай, друг, — погрустневшим голосом сказал Василий.
— Куда уходишь? — удивился Семен.
— Так что в Соляной городок.
Ответ Василия совсем озадачил Семена.
— В Соляной? Там же белые! Контрразведка ихняя! Может, к ним потянуло?
— А на кой они мне нужны? — недовольно сморщившись, сказал Василий. — Урождением я оттудова.
— А-а, ну тогда все понятно-о! — насмешливо протянул Семен. — Контрики будут там расстреливать нашего брата, а ты станешь им на руки воду сливать.
— Да ты, Сень, чего несешь?! — опешил Василий. — И скажет же человек!.. Слушать неудобно.
— А что? Очень даже просто! Заставить могут? Свободно! Глядишь, и тебе зуботычину отвалят.
Посерьезнев, Семен с упреком сказал:
— Не сидится здесь? Да?
— И без меня тут голод, — Василий помрачнел. — Мрут люди, да и только. А мне обитаться тут совсем никакого резону нет. Там, может, еще и в работники наймусь... А тут чего? Задарма и то никому не набьешься.
— Тянет батрачить? — с издевкой спросил Семен.
— Тянет или же не тянет, исть-пить надо. — Василий вместе со стулом пододвинулся к Семену и таинственно сообщил: — Иван Никитич Стрюков письмишко мне написал, хорошее. Хочешь почитать? На, читай, — не дав Семену ответить, Василий торопливо вытащил из кармана неопределенного цвета тряпицу, когда-то служившую носовым платком, достал из нее вчетверо сложенный лист бумаги. — Во, почитай-ко! Только давай в голос.
Семен нехотя, главным образом из-за того, чтоб не обидеть Василия, взял лист, не спеша развернул и стал читать. То, что было написано там, называлось аттестацией. Стрюков усиленно расхваливал Василия за его тихий и скромный нрав, за трудолюбие, честность и уважительность. Он заверял будущего хозяина, что, если тот возьмет Василия к себе в работники, раскаиваться не станет. Семен пробежал глазами бумажку еще раз.
— Ну, чего скажешь? — с гордостью спросил Василий.
— Ничего бумажка. Хвалит Стрюков. По его мнению выходит, будто весь ты из чистого золота или даже вообще драгоценный.
— А я тебе о чем? — довольно улыбаясь, сказал Василий.
Семен зажал бумагу меж двух пальцев и, слегка помахивая ею, заговорил: