Харриет никогда не знала, что они владеют зданием на площади. Она и ее родители никогда не говорили о деньгах. Это было неловко, при том, что она была гораздо обеспеченнее, чем они. Они с Донни однажды предлагали им помощь, и ее отец так обиделся, что только после смерти Донни простил их за то, что они хотя бы предположили, что он возьмёт деньги у своей дочери или зятя.
– Это хорошо, – сказала она и замолчала: Харриет стала разглядывать коллекцию рождественских безделушек, покрывающих журнальный столик. Маленькая деревня со сделанным из ваты снегом стояла в центре. Одно блюдо граненого стекла было наполнено красными и зелеными «эм-энд-эмс», другое – мятными леденцами. Харриет наклонилась и взяла горсть «эм-энд-эмс».
Отец откинулся в кресле и сложил руки на животе.
– Как приятно, что ты дома, – сказал он, как будто говоря сам с собой.
Харриет подавилась конфетой. Она закашлялась, и отец вскочил. Он мягко похлопал ее по спине.
– Спокойнее! – воскликнул он. – Ты в порядке?
Она сглотнула и кивнула:
– Все хорошо. Может быть, стакан воды поможет.
Отец встал и вышел из комнаты.
– Хэролд? – позвал голос ее матери со второго этажа. – Это ты?
– И кое-кто еще, – ответил он.
По покрытым ковром ступеням зазвучали шаги.
Харриет кашлянула и постучала себя по груди.
Мать появилась на пороге, ее худое тело было закутано в ярко-розовый халат, волосы убраны под ночной чепец. Харриет не могла поверить, что кто-то еще носит такие чепцы. На узком носу низко сидели очки.
– Ну и ну, это же Харриет после стольких лет приехала домой, чтобы переночевать! – воскликнула мать. – Твой отец говорил, что ты приедешь сегодня сюда, но я сказала ему, что не стоит рассчитывать на это. Но ты же знаешь Хэролда, он все равно не стал ложиться. – Она огляделась. – А где твой отец?
– Вот и я, – сказал отец, возвращаясь в комнату и неся кружку с водой для Харриет.
Она сделала большой прохладный глоток. Конфета растаяла, и ей стало гораздо лучше. Она поставила чашку на журнальный стол, а потом снова взяла.
– Эй, это же моя кружка.
Отец кивнул.
– Та, что я сделала на уроке труда в десятом классе. – Харриет не знала почему, но вид этой старой вещицы сделал ее ужасно сентиментальной. – В тот день я чуть не сломала печь для обжига, потому что слишком сильно разогрела ее.
Ее мать торопливо вошла в комнату и села на край другого кресла, очень мягкого и обитого такой же новой цветочной тканью.
– Твой отец каждое утро пьет из нее свой кофе без кофеина. Никакая другая чашка его не устраивает. Нет уж, или эта чашка должна быть наготове, или он встает из-за стола и сам моет ее.