Но время шло. Предаваться забавам можно и после того, как от капсулы останется пустое место, но не сейчас. Гун в три прыжка спустился вниз. И побежал по еле приметной тропке в сторону реки.
Пак Банга знала, что легавые вместе с солдатней ищут кого-то в джунглях и на горах. Но ей не светило подыхать в жутких судорогах, при этом лишаясь еще и солидного куша. Утром она еле продрала глаза. Ширева не было, все вышло два дня назад. Пак держался дрянцой, но в ее развалюхе не было тайников-хранилищ, а последний косяк она забила вчера вечером — даже пепла не осталось. Дела были плохи.
До Хромого она доползла чуть не на четвереньках. Тот пожалел. Но сказал, что в последний раз. Надо было отрабатывать. А как отработаешь, если эти падлы оцепили гору?! Пак больше всего на свете боялась легавых. Если ее снова запрут, она уже не выдержит. Что от нее осталось? Мешок костей да кружка крови! В прошлый раз, когда ссучилась подельщица и ее заперли на полтора года, она еле оклемалась. Не-ет, больше она не попадется!
Хромой дал ширева на две дозы в пластиковой упаковке прямо в шприцах. Пак не стала ширяться, она еще соображала что к чему, сунула пакетики за пазуху. Мозги прочистила марафетом, но половину понюшки также убрала, еще пригодится. На пару с Хромым забили косячок и тут же вышмалили мастырку. Полегчало.
— Нужен ствол, — вяло сказала Пак, не надеясь на удачу.
Хромой замахал руками.
— Не в масть идешь, подруга, — прогундосил он, — сама знаешь, я этими делами…
— Верну.
Хромой захихикал.
И Пак поняла — у него есть оружие.
— Дай, расплачусь, — сказала она тверже.
— Ага, щас, поверил! — Жирная рожа Хромого стала совсем масленой. И весь он как-то мелко затрясся, заколыхался в беспричинном смехе — дрянь действовала и на него.
— Тайник покажу!
— За фрайера держишь, подруженька? Нехорошо, не по-нашему это! — Хромой даже обиделся, оттопырил вислую синюшную губу.
— Давай бумагу и ручку!
Хозяин суетливо подал требуемое. Он еще не верил своему счастью. Но ведь бывало и так. Значит, дошла Банга, дошла подружка, ну и ладненько, ну и хвала Всевышнему, не зря, видать, потчевал почти задарма.
Через двадцать минут Пак вышла от Хромого, неся в холщовой сумке среди скомканных бумаг, газет, журналов и какой-то зелени свою собственную подруженьку по прозвищу «сузи», да в придачу к ней кучу «маслят» и три старинные, но, как говорил Хромой, вполне исправные — "лучше новеньких", покрытые патиной «лимонки».
Голова у Пак побаливала. Саму ее все еще шатало из стороны в сторону. Но она знала, что. до «тропы» доберется. И кто знает, может, все еще обойдется, может, автомат ей не придется пускать в ход. Ведь ей самой так не хочется этого! Чтоб провалился в тартарары этот проклятый мир! Она все сделает, чтоб не стать мокрушницей. Но пусть и ее не трогают, иначе…