Звонивший был настойчив. Таких Баулин поневоле уважал.
— Тоша? — спросила трубка неразборчиво.
— Антон Варфоломеевич, ваш покорный слуга, — недовольным голосом поправил звонившего Баулин.
— Не трепись! Слушай лучше. Ты чего не у себя?
Антон Варфоломеевич узнал привычный снисходительный басок Иван Иваныча, и тон его мгновенно переменился.
— Приболел малость, Иван Иваныч, — приторно прошелестел он, — как вы-то, как самочувствие?
Он припомнил ночной кошмар, и сиреневое лицо своего покровителя, и руки за спиной… "А вдруг правда? — подумалось ему. — Вдруг сон-то вещий?!" Верить в это не хотелось, но мурашки сами по себе побежали по телу.
— Какое, к черту, самочувствие? У тебя все спокойно?
— Да вроде бы… — начал Антон Варфоломеевич.
— Значит, так, не добрались еще! — Иван Иваныч волновался.
— Как это? — не понял Баулин.
— Узнаешь как, — голос опустился до шепота, — доброжелателей много, пишут, сам понимаешь, а там… — Иван Иваныч уважительно смолк на секунду, — верят всему, комиссии шлют. Меня замурыжили вконец, анонимщики чертовы!
— Клеветники, — поддержал его Антон Варфоломеевич.
— То-то и оно. Я думаю, тебе растолковывать не надо, а? Воду-то в ступе толочь? Сам дойдешь? Но гляди, чтоб с сей минуты и сам и вся твоя шатия-братия — гармоническими личностями! Понял?
— Слушаюсь! — ответил Антон Варфоломеевич, вставая с постели и вытягиваясь в струнку.
Звонок растревожил душу. Мрачные предчувствия овладели Антоном Варфоломеевичем. Надо было что-то делать, а что именно, он не знал. Суетиться было бесполезно. Да и вообще, были ли основания для беспокойства? Кто мог ответить на этот вопрос? Но состояние неопределенности, жуткого ожидания чего-то давило на него сильнее, чем реальная опасность.
Антон Варфоломеевич попробовал запустить удочку еще в одно местечко. Но, к сожалению, звонок заместителю не существующего пока директора, стародавнему приятелю Баулина, ничего не прояснил.
— А бог его знает, — сказал тот, — новая метла всегда по-новому метет. Но ты-то чего беспокоишься? Иль на мое место метишь?
Зам был всего-навсего кандидатом, а в институте было несколько докторов, и потому ему приходилось быть начеку, мнительнось становилась чертой его характера.
Но Антон Варфоломеевич на провокацию не поддался. Промолчал. И потому опять заговорил зам:
— Но ты завтра приходи, Антоныч, ладно?
— Куда я денусь, приду. Вот только долго ли нам ходить-то осталось?
Зам расхохотался.
— А ты и впрямь болен, Варфоломеич, пора тебя в отпуск.
На том разговор и закончился.
Чтобы развеяться, Антон Варфоломеевич присел к телевизору, щелкнул выключателем. Показывали хронику. Операторская группа, несмотря на рушащиеся здания и непрекращающуюся пальбу, творила чудеса. На экране шли бои, лилась кровь.