Без малого полгода Кондрашев поил по пятницам бархатистым пивцом главспеца из управления, унылого и бесцветного Рюмина, которому по его незаметности и растворимости в толпе быть бы неуловимым разведчиком во вражьем стане. Способности Рюмина пропадали в стенах министерства. Пивцо пропадало в ненасытной утробе, не наполняя ее, не утоляя жажды. Но Кондрашев верил в Рюмина.
И вот день настал, тот самый день, когда раздался долгожданный звонок.
— Приезжай! — только и сказал Рюмин своим обычным тусклым голосом.
Но Кондрашев уже слышал и все остальное: "Шеф в отличном настроении, у себя, приемов не предвидится, мероприятий тоже — лови шанс!" Он сорвался с места, быстро вытащил из огромного шкафа свои бумаги, заранее упакованные, связанные. На бегу заскочил к начальнику, просунул лишь голову в щель дверную. Тот все понял.
— Давай, Сеня! — сказал начальник. — Ни пуха тебе! — И как-то всхлипнул даже от торжественности момента, приподнялся.
Кондрашев не стал записываться в "книгу местных командировок", чтобы не терять драгоценного времени, крикнул в пустоту, тому, до кого долетят звуки его голоса:
— Ребята, запишите, я в министерство!
И выскочил на улицу. Поймал такси.
Поднимался наверх с трепетом душевным.
Наивысшее наслаждение, а вместе с ним и напряжение он испытал не в миг озарения, не в те часы работы, когда получалось, нет, а именно теперь, поднимаясь на седьмой этаж великолепного, наисовременнейшего здания, которым остался бы доволен даже сам великий и неповторимый составитель проектов уничтожения «старой» Москвы, блистательный метр и знамя стройавангарда, создатель "машин для жилья" и гений архитектуры всех времен месье Ле Корбюзье.
С каждым шагом Кондрашев рос над собою.
Одухотворялся, наполнялся…
Перед самым носом, когда он уже был в приемной возле секретарши, его опередила неизвестно чем занимавшаяся в управлении очаровательница Наташа.
— Погоди, — кокетливо прошептала она.
И проскользнула к Михаилу Максимовичу, затворив за собою дверь.
Кондрашев не счел нужным расстраиваться. Да и не успел. Появился Рюмин с вечной сигаретой. Протянул пачку «Кента» сначала секретарше Любочке, потом Кондрашеву. И они все вместе отошли поближе к окну, чтобы не слишком окуривать помещение, — в окно, да и из него также, хорошо тянуло. Псевдокорбюзьевский монстр отличался тем, что летом в нем было нестерпимо жарко, зимой — а как иначе, не в Бразилии же, даже не в Париже — довольно-таки холодно. Но зато протягивало без всяких там кондиционеров, насквозь.
— Момент — что надо! — еще раз заверил Рюмин.