— Что происходит с покинутым писателем?
— Ничего страшного в материальном обеспечении. Если он успевает с нашей помощью создать материальную базу, то ему телесный голод не грозит. "Осиротев", он по инерции пытается что-то писать, но всё написанное "не имеет души". Желудок — да, желудок виден в писаниях явно, иногда и другие органы просматриваются, а вот души — не видно. К некоторым из них всё же, не без нашей помощи, приходит прозрение, и они начинают понимать, что от них "ушла какая-то сила", но что именно — понять не могут. Такое непонимание — ужасное и мучительное состояние души: не понимать, чего лишился.
Покинутые авторы последующие неудачи валят на какую-то "музу": — "Меня покинула "муза"! — при чём эта особа? Она в них не проживала и минуты, их обиды не по адресу: это мы их покидаем!
— Понятно! Такой писатель приобретает сходство с известным рестораном с закончившимися продуктами, а подвоза свежих "утех желудка" ждать неоткуда. Покинешь меня? Или останешься со мной до конца?
— О каком конце речь? Телесном?
— А что, бывают другие? — я полностью обвыкся и не хуже "оккупанта" вёл беседу.
— Внимательно слушаешь? "Что-то с памятью твоей стало": ведь только что объяснял причины вашего "литературного" конца!
— "Писательский конец" меня не волнует, не писатель я… Нет причин для волнения. "Нашёл — потерял", какие сожаления?
— Знакомо выражение "конец всему"? При этом не указываются позиции, по которым следует ожидать "конец".
— Знакомо. Но всё же, может, порадуешь долголетием? По силам такое?
— Зачем долголетие? Вместе с долголетием приходит маразм с кучей "сопутствующих заболеваний". Не проси, не получишь! Как только всё, что задумал, выполню твоими руками — тут же и оставлю тебя. — Что со мной тогда будет? Не загрущу без тебя?
— Постараюсь за время нашего общения осточертеть основательно, поэтому моё исчезновение сочтёшь за великое благо! Испытаешь состояние блаженства! И полное отсутствие грусти наступит!
— Хочешь сказать, что при жизни я должен быть немного говном? Чтобы после нашего ухода оставшиеся не очень-то убивались?
— Это и хотел сказать. Что испытываешь, когда своего присутствия лишает крайне неприятный тип?
— Облегчение, разумеется! Никакой грусти, сплошная радость! А такая радость в "грех" не засчитывается?
— Нет.
— Ты помянул другие части тела, кои принимают участие в творчестве. Назови?
— Различные. Как-то с одним доктором-гинекологом "облом" у меня случился. Говаривал он не единожды на публике:
— Выйду на пенсию — мемуары писать стану!
Услышал такое, обрадовался, и не тратя на раздумья и минуты, быстренько занял докторскую "жилплощадь". Вселился.