И стихотворение хулиганское о том говорит:
"Поздняя осень. Грачи улетели,
Сороки не стали говно уж клевать…
На старом заборе ворона усралась:
— Ну, и погода, еби её мать!
Скорее, что дедушка охотился на грачей в жиденьких лесах за городом. Каким оружием пользовался? Рогаткой? Картина! Сколько нужно было добыть ворон, чтобы прокормиться троим? Дедушка, занимаясь добыванием ворон, врагам никого не напоминал?
— Первая оккупационная зима была лихой, спору нет. Но оккупированные граждане оглянулись по сторонам и применили отечественную древнюю пословицу:
— "Не так страшен чёрт, как его малюют"! — было не до выяснений, кто тогда был "чёртом", а кто — "святым", иные заботы лишали сна.
Ведь как получается? Не упомяни рассказчица охоту дедушкину охоту на ворон — никогда бы не вспомнил кузена и его занятия по отлову менее крупной пернатой дичи, коя во все времена года проживает в городе рядом с человеком: воробьёв.
Помои, если таковым было от чего появиться в доме, жители монастыря выливали прямо в сугробы у порогов келий:
— А куда их девать!? Может, пить прикажете? — в самом деле!
От помойных промоин в сугробе получался "колодезь", и в такие "колодцы" залетали воробьи в надежде найти что-то… Милые, наивные птицы: что может остаться съестного от голодных людей? — и сами становились добычей: кузен был умнее птиц. Сообразительнее. Его ловчий снаряд состоял из рамки с сеткой, коя подпиралась прутиком. К нижнему концу прутика привязывалась длинная бечёвка, за которую из засады дёргал брат…
Что в воробье, какое "мясо"? С чего воробей в оккупационную зиму мог нарастить "биомассу"? Кормился бы у элеватора или овсом из конского навоза — другое дело, но элеватор сгорел, а лошадей забрали на "нужды германской армии". Каков был вес у монастырских воробьёв? больше мышиного? Меньше? Брат жарил "добыч" над огнём в плите, и "жаркое" целиком отправлял в рот… Или я был сытым, или брат не считал нужным делить "добыч" со мной, но вкуса мяса самой весёлой и живой птицы нашей полосы так и не узнал.
— Что же получается, бесик!? Женщина с основательно худой памятью по заказу редакции всплакнула о съеденных когда-то воронах, а редактор, видно, в орнитологии "дубом" был и "плач" пропустил "первым" сортом?
— Редактор не только в орнитологии дубиной просматривается, он не имеет ни малейшего представления о том, что пропустил в печать. Его и простить можно: где — он, а где — прошлая война? Нужно было "к дате" что-то выдать — он и выдал. Кто проверит редактора, кто тот смельчак и безумец, кто вступит с ним в полемику о съеденных воронах первого оккупационного месяца? Сколько осталось на сегодня таких, кто способен видеть "ляпы" в рассказах о прошлом? разобраться в них? Мало, очень мало! Через десяток лет враньё о прошлом будет куда веселее, чем сейчас! Читай далее…