— Карась, Андрей, — говорил папа, — рыба, сходная с осетром, но только мельче. У карасёвых — хорошее вкусное мясо, богатое антирахитическим витамином Д. Это очень питательная, нежная и приятная на вкус рыба!..
Мы стали придумывать с папой, что нам из него мама приготовит на обед.
— Можно запечь карася под майонезом! — говорит папа. — Или запечь его в тесте целиком… Можно съесть отварного с картофелем. Зафаршировать! Или сделать заливное.
— А может, просто пожарим в сухарях? — радостно подхватил я. — Или в сметане?
Так мы и сказали маме, увидев её в саду:
— Сделай нам свежежаренного в сметане карася!
А мама как увидела, что он ещё живой, говорит:
— Фу! Не могу смотреть на угасающие рыбьи жизни.
Папа ей:
— А срезанный гриб — тоже страшное зрелище? И можно не выдержать, глядя на его отрезанную ногу?
А мама:
— Я категорически отказываюсь кого-либо отправлять на тот свет.
— Тогда приготовь нам кабачок, — попросил папа.
А мама отвечает:
— Утром как-то не хочется р е з а т ь кабачки.
— Люся, Люся, — не выдержал папа, — тебя никто не просит поросят резать на Рождество. Но кабачок — ведь это совсем другое дело!
— Взгляни на меня, Люся! — папа задрал майку и втянул живот. — Вглядись, какой я! Меня лифт не поднимает, и банки не присасываются к телу. Я понапрасну растратил свою молодость.
— Зато я научила тебя кататься на велосипеде, — сказала мама. — Благодаря мне ты узнал, что такое скорость.
— Скорость — это счастье, — говорю я.
А папа:
— Велосипед в моей жизни — излишество. Я требую неукоснительного режима еды.
— А сколько раз я организовывала чай? — с обидой сказала мама.
— Чтобы прожить жизнь, — папа выпустил карася в таз, — одного, Люся, чая недостаточно! Ты когда-нибудь замечала: едут женщины в метро с огромными сумками? Знаешь, что там у них?
— Нет, — ответила мама.
— У них в сумках убитые животные.
— Не может быть, — прошептала мама.
— Люся, Люся, — папа взял острый нож, — это суровый закон природы. Вон в окне чёрный грач белыми зубами ест невинного козлёнка. Слизень сгрыз селезня. Жаба сжевала кота…
— Съешь плавленый сырок, — предложила мама. — Эрнест Хемингуэй любил плавленые сырки. Как где-нибудь увидит плавленый сырок — весь задрожит. Не успокоится, пока не съест.
— Я хочу съесть животное, — говорит папа. — Любого обитателя гор, лесов или рек.
Карась затаился. Он тихо сидел в тазу и глядел из воды на плывущие облака.
— В конце концов, ужас и смерть ждут каждого! — сказал папа и занёс над ним нож.
В фартуке до земли, без зуба, мрачный совершенно, он начал делать ножом в сторону карася пырятельные движения. Карась зажмурился.