— В ней проступает порода отца, — думала в такие минуты Эгюль. Она и сама не знала, хорошо это или плохо.
Повзрослев, девочка стала заказывать книги из города, все чаще и чаще бывала в храме, о чем-то шепчась со жрецом. Мать терялась в догадках, о чем они говорили, но деньги давала — на две потрепанные, побывавшие в лавке старьевщика, книги в год. Разумеется, Зара проглатывала их гораздо быстрее, чем удавалось купить или выменять новые.
Любимой книгой девочки был травник, из чего Эгюль сделала ошибочный вывод, что дочь готовит себя в травницы. Если бы она высказала свою догадку вслух, Зара бы снисходительно улыбнулась. Ей, дочери, пусть и незаконной, Рэнальда Хеброна Рандрина — и в травницы, лечить покусанных собаками мальчишек, готовить порошки от головной боли и мази от подагры? Увольте! Если ее матери так хочется жить в этой дыре — пусть живет, но она, Зара, намерена перебраться в Айши, завести прислугу и, разумеется, получить фамилию. Какую? Рандрин, какую же еще! Зара Рандрин — это звучит гордо, в еще лучше это будет звучать вместе с одним маленьким дополнением. Каким — пока секрет, чтобы не сглазить.
Каждый раз думая об этом, девочка улыбалась и представляла одну и ту же картину: себя в атласной черной мантии.
Этот вампир не дал ей выспаться, а ведь именно сегодня ей нужно было уехать по важному делу. В свои тринадцать Зара была настолько самостоятельна, что не считала нужным посвящать в свои планы мать; она вообще росла независимой, «себе на уме», мало заботясь о таких мелочах, как наличие или отсутствие подруг. Ровесницы наводили на нее тоску узостью своего мировоззрения, мелкими тривиальными мечтами, сводившимися к собственному дому и хорошему непьющему мужу. Заре все это было неинтересно, а уж, тем более, местные женихи.
— Доброе утро, Зара! — приветствовал ее один из постояльцев гостиницы.
— Доброе утро, — она одарила его улыбкой и взмахом длинных пушистых ресниц — будто бабочка расправила крылья. — Как Вам спалось?
— Спасибо, хорошо. Я это местечко сто лет знаю, если в этих краях бываю, то только у вас останавливаюсь.
— Рада это слышать, — Зара подошла ближе, поставила на стол корзинку со свежеиспеченным хлебом. — Надеюсь, Вы не передумали?
— Я-то нет, а как мать-то?
— А что мать? — удивленно подняла брови девочка. — Со мной ведь ничего не случится. У меня и деньги карманные есть, не пропаду.
— Я все же скажу твоей матери.
— Не надо, я сама скажу, — твердо возразила она.
Постоялец пожал плечами. Казалось бы, ребенок — а ведет себя, как взрослая. И глазища такие синие, необыкновенные глаза, будто в них вылилось небо самого солнечного летнего дня.