— Да что ж ты все загадками разговариваешь?! — вскипел Олег, доведенный до неистовства комарами-людоедами. — При чем здесь моя обувь? При чем Борис?
— Расскажи, — повторил Глеб.
— Твари на меня какие-то навалились в лесу, токмо не в Еловом. Недавно совсем, вот и вышло так, что…
— Времени у них не было достаточно, потому тебе и верю. Ладно, пусть так. Обычно-то врут, что в болото забрели или что в нору кротовью они провалились…
— Кто — они?!
— Оборотни. Когда кто-нибудь в Еловом лесу пропадает, то мы уж знаем, что стряслось… — Глеб задумчиво отломил крошку от высунувшегося из-за пазухи у ведуна ломтя, забросил в рот. — На службу их к себе умрун призывает. Ладно бы еще, ежели совсем, вот как Всеславину мать. А некоторые возвращаются в одном сапоге.
— Как это? — О таком Олег еще не слыхал.
— А вот как ты, — хмыкнул Глеб. — Я испугался, когда увидел… Но для этого время нужно, обряд какой-то есть. Каждый раз, как умрун нового слугу находит, волки воют. Выли и сегодня, да коротко, не так. Так что я тебе верю. В обуви какая-то сила, Олег, чары. Староста наш, Борис, после того как волки свое отвоют, в Еловый лес идет с сыновьями. А приносит — обувь того, кто пропал. Это значит: человек уже не появится. А вот ежели приходит мужик или баба с одной босой ногой, то, значит, чародей ему еще позволил среди людей погулять. Но все равно — он уже оборотень. Тогда и староста в лес не идет. Смекай.
— Что смекать?! Ты рассказывай! Откуда знаешь, что это оборотни?
— Потому что видел, как они в волков обращаются. Хотя и не до конца… У Бориса над ними власти нет. А вот те, чьи сапоги он из лесу принес, те в деревне уж не появляются, — терпеливо продолжил Глеб, которому, казалось, все было ясно. — Навсегда с умруном остаются.
— Так… — Олег взъерошил изрядно отросшие волосы. — Давай-ка по порядку. Если ушел, пропал, а староста сапоги принес — это я понял. А ежели человек полуразутый пришел, то все знают, что он оборотень, заколдован — а что дальше-то? Как от них избавляетесь?
— Да никак, — пожал плечами Глеб. — Я про пятерых такое знаю точно, а на других по лицам, по повадкам замечаю. Страшно у нас жить, Олег, и слава о нашем местечке идет нехорошая… Тихая такая слава, по земле стелется, однако же ехать сюда богатыри боятся. Умрун это постарался! Не верю я тому старику, неспроста он в корчме оказался: тебя отвадить хотел. Да и я, признаться, испугался, вот и ушел.
Опустились сумерки, сильнее подали голос лягушки. Олег вспомнил о нехорошем предчувствии, охватившем его в этих насыщенных влагой местах, но промолчал: сейчас следовало себя вести так, будто он доверял Глебу, а уж потом взвешивать, насколько тот достоин доверия.