Мы, проживая в приграничном с Чечнёй регионе, всегда первыми сталкивались с той болью, которую несли в себе беженцы, вырвавшиеся из объятий смерти и столкнувшиеся теперь уже здесь с нулевой, в большинстве случаев, перспективой дальнейшего обустройства жизни, устремлённой в никуда.
Уходя на службу в Чечню, многие казаки главной целью своего пребывания на войне ставили не материальный стимул и не желание, как говорилось в официальной формулировке, «восстановить конституционный порядок», на который большинству терцев было наплевать. Казаками двигало желание заменить собой солдата-срочника, которого ждёт дома мамка, и отомстить за поруганное и растерзанное в лице тысяч людей казачье имя.
Каждый из наших бойцов не единожды встречал на своём жизненном пути тех, чьи судьбы были растоптаны в Чечне, а кое-кто и сам прошёл через горнило испытаний жизнью в этой республике, и объяснять казакам цели войны представлялось бессмысленным — мы сформулировали их ещё задолго до момента ввода войск.
Этим, пожалуй, и объясняется то, что ни разу казакам (в отличие от военнослужащих других частей и подразделений Объединённой группировки) чеченцы не кричали в лицо: «Убирайтесь домой, это наша земля!»
Наверно, знали, что в вопросе о принадлежности кому-либо земли на этой территории у казаков есть старинное право, не только моральное, но и имущественное, на то, чтобы заявить нынешним хозяевам о своих законных претензиях.
Часто приходилось слышать от отслуживших в Чечне солдат и офицеров и о том, что повсеместным явлением было ничем неприкрытое выражение ненависти и презрения от, так называемого, мирного населения к тем, кто проезжал на броне или в машине через чеченские селения. И, как правило, это своё презрение местные жители, особенно молодёжь, выражали заморским символом — жестом с оттопыренным средним пальцем.
На моей памяти такой случай был только один раз — на марше от Ачхой-Мартана к Шали. Проезжая один из аулов, уже на выезде из него, нашу колонну встречала угрюмого вида молодёжь в количестве не менее ста человек, сгруппировавшаяся на прилегающей к дороге полянке. Из них большинство сидели на корточках, и, казалось, нехотя переговаривались друг с другом, провожая машины нашей колонны отнюдь недружелюбными взглядами. На прощание один из молодых чеченцев показал нам вслед жест, о котором я писал выше, но уже через мгновение толпы не стало — кто-то лежал на земле, кто-то прятался в кювете. Серёжка Николаев — пулемётчик РПК, мгновенно покрасневший, стиснув зубы, дал длинную очередь поверх голов.