— Я начала откладывать для нее деньги к тому времени, когда она пойдет в колледж.
— Я уже позаботился о ее образовании. Эти деньги предназначены на одежду и развлечения.
— Моей дочери не надо полуторатысячного пособия в месяц!
— Нашей дочери. И я не ожидаю, что ты будешь со мной состязаться. Но я ее отец, и, естественно, хочу, чтобы у нее было все, что надо.
Коуди покачала головой.
— Возможно, это и норма для твоего окружения, Дикон, но мы здесь полагаем иначе. Я согласна отпускать Кетти навещать тебя, но никогда не соглашусь позволить испортить все то хорошее, чему я ее научила.
Она сделала паузу и заговорила тише:
— Кроме того, ты же не хочешь, чтобы она любила тебя только из-за дорогих подарков. Пусть она любит тебя таким, как ты есть и кто ты есть. Как своего отца.
— Мастерица ты читать мораль, Коуди. После всего, что ты сделала.
— Дикон! Я бы попросила тебя оставить этот дом прежде, чем я тебя отсюда вышвырну!
Заметив его удивленный взгляд, Коуди продолжала:
— Мне надоело слышать, как я испортила твою жизнь! Он не ответил, и она опять продолжала:
— Я считала, что делаю тебе одолжение, ты не понял? Ты думаешь, я не знала, как тебе была ненавистна бедность? Представь себе, знала. И я вовсе не хотела, чтобы ты возненавидел меня за то, что я отняла у тебя шанс и заставила отказаться от своей мечты и работать на текстильной фабрике.
Голос у нее сломался.
— Посмотри на это теперь. У тебя все есть: деньги, слава, власть. Вероятно, все, что ты хочешь.
Ему впервые пришла в голову мысль, что Коуди, возможно, страдала не меньше, чем он. Что, может быть, она пошла ради него на жертвы. Все время он чувствовал себя обманутым, отвергнутым, одураченным за свою любовь к ней. Теперь он понял, что она так же любила его. Любила настолько, чтобы дать ему свободу. Что-то шевельнулось в его душе. Она обманула его, но сделала это ради любви. Она хотела, чтобы он осуществил свои мечты. Осознание того, что она сделала это ради него, потрясло его до глубины души.
Он никогда не знал такой неэгоистичной заботы о себе. Но ведь он не знал и никого похожего на Коуди. Он смутился.
— Все это не имеет значения без тебя, — проговорил он.
Коуди почувствовала, что вот-вот заплачет.
— Дикон, я сожалею, если сделала тебе больно и еще более сожалею, что обманула тебя в связи с Кетти. Я думала, что поступаю правильно, я тебя любила и не хотела, чтобы что-то стояло на пути твоего счастья.
Она сглотнула.
— Даже я. Даже… наша дочь. Я знаю, что для нас все уже слишком поздно, но не для Кетти. Кетти еще жить и жить…
Он не плакал с того дня, как похоронил сестру, но он помнил признаки приближающихся слез. Сердце болело, а глаза горели. Когда он заговорил, голос его дрожал: