И вы зайдёте ко мне домой!?
Я же сказал, что надо ещё у шефа добро получить.
И когда вы это добро получите? — вырвалось у полковника.
Да хоть сейчас.
Геннадий Иванович, голубчик, можно я вас здесь подожду?
Да, дело, должно быть действительно серьёзное. Хорошо, сидите здесь, я скоро приду.
Майор встал и решительно вышел из кабинета.
Время понятие относительное. Если для майора визит к начальнику длился всего час, то для Михаила Александровича, наверное, прошла вечность. Он ходил по кабинету, как тигр в клетке, выкуривал одну папиросу за другой и умудрился выкурить не только своё курево, но даже пачку сигарет, которую майор забыл на столе. Поэтому, когда майор вернулся, ничего кроме дымовой завесы он не увидел.
Ничего себе, — только и мог сказать он.
Ну, как? Разрешил? — тут же подбежал к нему полковник.
Разрешил. Так и сказал: 'Приказываю вам выполнить распоряжение товарища полковника'.
Слава тебе Господи! Геннадий Иванович, вы когда выезжаете?
Завтра.
Можно я с вами письма передам?
Какие письма? Разве вы их не отослали сегодня?
Да, действительно. Это у меня просто голова кругом пошла.
Майор ухмыльнулся и похлопал полковника по плечу.
Ничего, всё будет хорошо.
А программу я вам сделаю, — вдруг всполошился Михаил Александрович. — Пока вас не будет, как раз и закончу.
Не надо. Сначала решим ваши проблемы, а потом наши. Всё равно до моего возвращения вы не успокоитесь.
Вот только когда Михаил Александрович осознал весь ужас своего положения. Вот только когда он понял, что такое тюрьма. Привыкнуть можно ко всему: и к тюремному режиму, и к питанию, далёкому от совершенства, привыкнуть можно даже к разлуке с близкими. Но что делать, когда сердце чувствует, что с самыми любимыми и дорогими людьми творится несчастье? Что делать, если сердце рвётся из груди на выручку им? Рвётся и не может ровным счётом ничего, потому, что его держат за решёткой, и нет такой силы, которая могла бы выпустить его хоть на день, хоть на час, хоть на миг?
За ту неделю, пока майор находился в командировке, Михаил Александрович осунулся и похудел. Лицо его стало каким-то серым, а глаза провалились в ставшими чёрными, глазные впадины. И поэтому, когда майор вызвал к себе 'товарища полковника', к нему в кабинет вошёл разбитый горем старик. Он даже не обратил внимания, что в кабинете майора находился тюремный врач.
Вы были дома? — спросил старик майора.
Да. Вернее нет, — ответил майор.
Жаль. — Михаил Александрович в отчаяние опустил голову. — Нет большего испытания для человека, чем тюрьма.