Музыку не только исполнять можно, но и придумывать.
А за базар ответишь? — засмеялся Скрипач.
Отвечу. Когда мы на твоём концерте встретимся и отвечу.
Жаль, что ты судимый, — прервал их разговор подполковник. — С удовольствием тебе место предложил бы в нашей системе. Ты же здесь нужен. Раньше я воспринимал лозунг: 'На свободу с чистой совестью', как издёвку, а теперь вижу, что был не прав. Приходя на работу, я совершенно не чувствую, что нахожусь в тюрьме. Есть в тебе что-то такое, что меняет человека, делает его лучше. А в нашем деле это очень важно. Я и с генералом уже о тебе говорил. Он и сам за тебя двумя руками, да всё эти проклятые инструкции.
Да я и сам понимаю, что здесь моё место. Но у судьбы, видимо другие планы. Вот и выходит, что из тюрьмы на волю ухожу, как в тюрьму.
Все засмеялись.
Прапорщик поставил пустую кружку на стол и спросил подполковника:
А про меня не забыли, товарищ подполковник?
Про рапорт твой?
Так точно.
Ну, а тебя-то там кто ждёт? Ты же уже сроднился с этими стенами.
Не хочу я в этой зоне зла быть. Не моё это.
Так вот и сделай её не зоной зла.
Мне это не дано. Я же не Царь.
А что тебе дано?
Я по дереву хорошо режу. Это мне дано, этим и жить буду.
Да, выходит, мне одному здесь оставаться. Нести, как говориться, свой крест.
Свой крест никому не передашь, — сказал Скрипач.
Вот так и получается, живёшь с человеком бок о бок, помогаешь ему, делишься с ним хлебом и водой, переживаешь за него, а нести свой крест всё равно предстоит одному. И только попробуй попросить кого-нибудь помочь, только попробуй хоть один грамм переложить на другие плечи, так он начинает ещё больше давить. Ну, а если совсем захочешь избавиться от него, так он и вовсе тебя придавит — даже ойкнуть не успеешь.
Глава 13
Дима шёл по знакомым с детства улицам и не узнавал их. Ничего вокруг не изменилось и изменилось одновременно. Вот тот же садик со скамеечкой, где он впервые поцеловал Катю. И садик тот же, и скамеечка та же, а Кати уже нет. Вот институт, где он учился. И институт тот, и также звенят звонки после лекции, но на перемену выбегают уже другие студенты. И как бы ты не вглядывался в их лица, всё равно ни одного знакомого не найдёшь.
Он посетил могилы матери и отца, посидел у них, вспоминая своё детство, но ни отца, ни матери, ни, тем более, детства больше не было. Больше всего Дима просидел у Кати. Фотография которая смотрела на него с памятника была, как живая. Катя, как будто, хотела ему что-то сказать, но не могла.
Я понимаю тебя, — сказал он ей. — Каждый обязан нести свой крест, и ты ничем мне уже не поможешь.