В комнате вновь появился высокий, который, как заключил Моцарт, был здесь за старшего.
— Как он? — перевел миролюбивый взгляд с притихшего пациента на врача.
— Спит.
— Что-нибудь нужно?
— Перебьемся, — воспользовался Моцарт случаем отыграться за нанесенную обиду: перемирие с тюремщиками в его планы не входило.
Он отвернулся к окну и стал смотреть на быстрые рваные облака, сгущавшиеся на горизонте. Ширь, воля, воздух, простор по ту сторону редколесья… Красное солнце, вкрадчивые глаза незнакомых людей, угодливо-опасливые предложения помощи… Где-то все это уже определенно было… Ощущение недоступной свободы, солнце, на которое больно смотреть…
Году, кажется, в 1762-м… Они с отцом приехали в Вену, и там он заболел скарлатиной. Он вот так же лежал у распахнутого настежь окна и смотрел на красное солнце; какие-то люди приносили лакомства, а он не мог глотать — болело горло… Кажется, пролежал тогда дней десять. Но недобрый осадок на душе остался не от болезни: венцы, боясь заразиться, отменили концерты, и отец увез его в Прессбург… На обратном пути в столицу уже не заезжали — у отца кончился отпуск…
— Погодите! — окликнул высокого Моцарт. — Вы можете раздобыть проигрыватель? Проигрыватель и пластинку — что-нибудь из раннего Моцарта?
Высокий понял: за двое суток от страха и бессонницы у эскулапа «поехала крыша».
— А Бетховен не подойдет? — спросил он осторожно, заглянув в бесноватые глаза.
— Да нет же, нужен именно Моцарт!..
— И именно ранний?
— Желательно…
Высокий еще раз измерил его взглядом с ног до головы и, не ответив, удалился.
В полночь пациент очнулся и попросил воды. Моцарт поднес к его губам мензурку. Походило, кризис миновал и теперь дело пойдет на поправку.
— Спи, брат, спи, — сказал он, подкладывая под голову пациента взбитую подушку. — Надо много спать, слышишь?
— Слышу, — неожиданно отчетливо откликнулся тот. — Не уходи.
— Не уйду.
Через минуту он опять погрузился в сон, на сей раз глубокий и спокойный.
На рассвете погода испортилась, частые мелкие капли Дождя застучали по карнизу.
Моцарт сидел у окна, курил и думал, что об угоне «скорой» уже, должно быть, написали газеты, а значит, и о нем — Антонина и Авдеич наверняка все рассказали.
Он осторожно выглянул в окно. Под дождем никого не было. Если прыгнуть со второго этажа на клумбу… А дальше? Дальше-то что? Проволока наверняка под напряжением, у ворот — охрана, снаружи тоже…
— Уходить надо! — неожиданно заговорил раненый. — Уходить! Возьмите его с собой!..
«Бредит, — понял Моцарт. — Или что-то хочет сказать?» Он подошел, склонился над постелью.