— Алло!..
— Вера, это я…
— Кто?
— Я, Владимир.
— Боже! Ты где?
— Потом, потом… Слушай меня внимательно. Раздобудь мне туфли и носки, садись в ближайшую электричку и поезжай в Дмитров. Я встречу тебя здесь на перроне. Возьми денег на двоих на обратную дорогу… Ты ко мне заходила?
— Нет, ждала твоего звонка…
— Не заходи ко мне! Поезжай сейчас же на Савеловский!
— Да что случилось-то?
— Я сказал, потом объясню. Туфли, носки, деньги и сигареты. Я на вокзале в Дмитрове. Все!
Он положил трубку, поймал на себе сочувствующий взгляд медсестры.
— Не знаю, как вас благодарить.
— Не стоит. Может, обратиться все-таки в милицию?
— Нет, нет. Если чем-нибудь смогу — Першин я, Владимир Дмитриевич… — Моцарт хотел было оставить ей адрес, но вовремя остановился и, откланявшись, вышел.
Сигарета, которую он, презрев стыд, попросил у не слишком любезного молодого человека, оказалась именно тем, чего ему не хватало все это время. Не рискнув заходить в вокзал, он присмотрел ломаную скамью в дальнем углу сквера и, жадно затягиваясь дымом, принялся рассчитывать время своего спасения.
«Возьмет частника и доедет до Савеловского — это полчаса; электричка пойдет еще через полчаса — это час; еще час — в пути. Итого — два, два с половиной часа…» Догоревшая сигарета ожгла пальцы.
Вера приехала в двадцать три сорок.
Рассказ Моцарта о его злоключениях уложился в один перегон калязинского поезда. В вагоне было темно, лишь изредка в промельке придорожных фонарей и вагонов встречных электричек он видел большие темные глаза Веры, исполненные тревоги и любопытства. Вопреки своей молодости и журналистской нахрапистости, забрасывать Моцарта вопросами она не спешила.
Он взял ее руку, с благодарной нежностью провел по щеке кончиками пальцев.
— Хорошо, что мы с тобою поцапались в четверг, — сказал полушутя-полусерьезно. — Иначе бы тебя постигла участь заложницы.
— Дурак вы, ваше степенство! Теперь не надейся, что я тебя оставлю даже на минуту.
— Этого мне только не хватало! — воскликнул Моцарт. — В ближайшее время нам вообще нельзя появляться вместе.
— Хочешь опять поссориться?
— Хочу. Мне от тебя нужны были только туфли, носки и деньги.
— Да?! Тогда снимай! Снимай, говорю, а то закричу! Зная ее взбалмошность, он почувствовал: закричит ведь.
— Хорошо, успокойся, мы будем вместе. До тех пор, пока не протрутся подметки.
— Ах, так?.. Значит, я нужна тебе из-за туфель?
— Не только. Еще чтобы стирать сухоруковские носки. Страстный поцелуй заткнул ему рот…
Рассказу своему Моцарт придал легкость забавного приключения, опустив все, что не относилось к оправданию его отсутствия. Ни пугать, ни даже настораживать Веру он не хотел, опасаясь, что возможное продолжение этой истории коснется ее. Но «логика чувств», которой она отдавала предпочтение в их отношениях, на профессиональной хватке не отразилась.