У Джейн так сильно билось сердце, что она дрожала.
— И скольким женщинам вы говорили подобные вещи? Я не сомневаюсь, что попала в щекотливую ситуацию исключительно по своей собственной дурости, но подозреваю, что сейчас вас бы устроила любая женщина! И не пытайтесь меня переубедить!
Он как-то странно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и на сей раз она поняла, что с ним действительно шутки плохи.
Вас пугает мое признание, моя прелесть? — осведомился он с усмешкой. — Неужели ни один мужчина не говорил вам, как вы красивы и соблазнительны? А я-то думал, что уж у Макгрегора хватит на это ума и галантности. Неудивительно, что вы все еще не согласились выйти за него замуж. Он просто бесчувственный чурбан и абсолютно недостоин вас.
А вы вор и контрабандист. Неизвестно, что хуже.
Я так и знал, что вы снова вернетесь к этой теме. Но запомните: то, что существует между нами, не имеет никакого отношения к тем ролям, которые мы играем в жизни.
Между нами ничего нет…
Джейн не ожидала, что в ее голосе прозвучит такая горечь, и пришла в ужас.
Я ведь предупреждал вас— не пытайтесь обмануть себя, — совершенно серьезно произнес Маккарти. — Выходите замуж за своего графа, если вам так хочется, но не лгите себе и мне.
Я… — запротестовала было Джейн, но тут же осеклась.
Он был прав. Он понимал, что происходит, гораздо лучше, чем она. Надо было быть полной идиоткой, чтобы не понять: как только она согласи- лась плыть вместе с ним в Ирландию, она дала ему понять, что он небезразличен ей.
Она закрыла глаза, будучи не в силах смотреть на него и видеть, что он все понимает, и в его голосе снова зазвучала усмешка:
Откройте глаза, дорогая. Вам нечего бояться. Я не собираюсь принуждать вас к близости со мной. Вы должны прийти ко мне по собственной воле или не прийти вообще.
Джейн неохотно открыла глаза и увидела, что он подошел к ней почти вплотную, встал на колени возле кровати. У нее перехватило в горле, она почувствовала, что задыхается. Его лицо было совсем рядом, она отчетливо видела сеточку едва заметных морщинок в уголках его глаз и вертикальные складки усталости между бровями. Это было знакомое и в то же время чужое лицо. Она не могла прочитать выражения его серых глаз, понять, о чем он думает.
Непонятно что— разве что инстинкт саморазрушения? — заставило ее протянуть к нему руку и коснуться ладонью его небритой смуглой щеки. Он не шевельнулся, позволяя ее пальцам скользнуть по его лицу, губам, и только тогда уже сам протянул руку и отвел волосы с ее лба.
Джейн почувствовала, что дрожит, дрожит не от страха, а от страстного желания прижаться к нему всем телом. Она знала, что ей некого винить, кроме себя. Она не смогла удержаться от игры с огнем, хотя понимала, что обожжется. Он отнюдь не был святым, а она дала ему все основания рассчитывать на ее согласие. И все же ей не пришло в голову дать отбой. Поздно. Слишком поздно.