— Уж посеки, посеки ты ее, Матвеич! Девка крепкая, стерпит, сколь на душу положишь… Ну, чего молчишь, окаянная, — толкнула в бок Аленку.
Остановившись посреди просторной горницы, Аленка опустила руки, и, не поднимая глаз, проговорила:
— Простите… Накажите, сколь надо!
— Сколь надо! Чтоб «сколь надо» — тут тебе, девка, до утра на лавке извиваться! Начисто кожу с зада снять лозинами!
— Вот и сними, батюшка! Только уж прости ты ее, негодницу! Ты не гляди, что молоденька — она у меня сеченая, крепко терпит!
— Так и вы глядите: сами пришли, чтоб потом мне укоров не было, мол, засек девку по всей строгости… Ладно, будь так! Детей да девок в моем дому нет, розги зазря не держу, так что иди, тетка, за прутами — вон нож на столе, а береза на задворках. Только режь пруты подлиньше да покрепче! Чтоб задницу проняло!
— Уж как есть секучие выберу, батюшка! — заторопилась тетка.
Когда она вышла, Матвеич — крепкий, не такой уж и старый еще мужик, приподнял рукой подбородок девушки:
— Ну, ты гляди у меня, молодайка! Как положу под розги, на попятный поздно будет! Я тебе не тетка — задницу твою щадить не резон!
— Сама пришла, — негромко и упрямо ответила Аленка. — Секите, сколь надо…
— Ну-ну… Задочек голенький, розга с посвистом! Кэ-эк прижжет по голышам, запоешь! Аль рот завязать?
Девушка отрицательно мотнула головой:
— Потерплю.
— А то гляди — можно и без порки. Так, для порядка постегаю задничку, тетку домой выгоню, а мы тут и грех твой исплатим… А, как?
Аленка упрямо замотала головой:
— Нет, батюшка, вы уж секите!
Мужик зло блеснул глазами:
— Ну, как знаешь, молодайка… Ступай в угол, помолись Богородице перед розгами. Чтоб терпенья тебе дала, порку вынести — уж располосую твой зад донельзя! Ступай, молись…
Аленка прошла в угол, под образа, опустилась на колени.
— Постой-ка! — громыхнул сердитый голос. — Поди-ка в угол поначалу, да сымай все с себя! Небось на правеж пришла, а не в гости!
Девушка стрельнула глазами, закусила губы. Но послушно встала, прошла в темный угол у печки и, лишь мгновение поколебавшись, через голову стянула платье. Взялась за подол нижней, тоже старенькой сорочки, вздохнула, и сбросила ее, оставшись совершенно обнаженной.
Даже в полумраке дальнего угла ярко светилось ее молодое тугое тело. Плотно прикрывшись ладонями, Аленка вернулась к образам. Опустилась на колени. Перекрестилась и, чувствуя на бедрах жадный взгляд хозяина, стала отбивать низкие поклоны, шепча жаркие слова Богородице-заступнице. Темный лик сурово говорил с иконы о муках грешных, об очищении…
Когда тетка вернулась, сжимая в руках здоровенный пук свежих березовых прутьев, Аленка еще стояла на коленях в углу под образами и негромко молилась. Не обращая на нее внимания, экзекуторы опустили принесенные прутья в чан с горячей водой.