Около чёрной от гари, избитой пулями, как сыр — дырами стены — непонятно даже, что это было раньше — которую рассекала красная по чёрному надпись
USA FOREVER!!!
полковник увидел подсотника Кириллова. И остановился. Один из лучших офицеров 2-го Алексеевского, стоя коленями на обломках кирпича, держал на коленях голову убитого американца, прикрывая лицо мертвеца рукой. Грудь штатовца вместе с жилетом была разворочена очередью в упор, в правой руке, в чёрной тугой перчатке, он сжимал карабин без магазина, с открытым затвором подствольника и окровавленным штыком.
— Ты чего, Игорь? — по-простому спросил, подходя, полковник. Подсотник поднял лицо — чёрное, с сухими глазами, молодое. Гладышев вспомнил, что Кириллов был рядовым ВДВ и пришёл в РНВ, после того, как его батальон разбили во время нелепой высадки десанта парашютным способом на вражеские позиции. — Что случилось?
Вместо ответа Кириллов убрал руку с лица убитого.
Гладышев издал невнятный звук — удивления и почти испуга. Из-под козырька глубокого шлема смотрел… второй Кириллов. Точь-в-точь такой же, как его, полковника, офицер.
— К-хак… — поперхнулся Гладышев.
— Я не рассказывал, — тускло, как недавний осенний дождь, заговорил Кириллов, раскачиваясь на коленях и бессознательно гладя белый лоб убитого. — Нас двое было… я и Ванька… нам по пять лет было… близнецы… "двое из ларца", я помню, мама говорила… а потом родители начали пить… работы не стало, воровать они не умели и начали пить… пить… нас забрали в детдом… мы не хотели, лучше с пьянью, но с семьёй, чем… Потом Ваньку усыновили. У меня была чесотка… я лежал в стационаре… вернулся — а его нет… Я потом узнавал, метался — где там… даже документов никаких не нашёл… А тут вот… Гранату кинули — он её обратно успел. Две швырнули — и их выкинул, как жонглёр… Пошли на рывок, одного положил, второго… Выскочил навстречу, одного ногой, другого штыком, третьего тоже… Я подбежал и всё, что в магазине оставалось — в упор. Упал он, а я гляжу… — Кириллов отвёл глаза от полковника и вдруг закричал: — Братик, встань, встань, Ванька, ну встань, братик! — крик офицера сделался безумным, он уже не качал, а тряс мёртвого брата, и голова убитого моталась, а лицо было безмятежным. — Ванька, братик, встань, Ванька, пойдём домой, домой пойдём, слышишь?! — Кириллов упал на труп брата и заколотился всем телом, комкая пальцами широко раскинутых рук чужую пятнистую форму.
— Господи… — прошептал полковник, невидящим взглядом обводя развалины, трупы, сбежавшихся на крик и стоящих вокруг бойцов. — Господи, вот значит, что… значит правду говорили… Господи! — крикнул полковник. — Прости нас, Господи! Прости нас… и… — голос офицера упал. — И покарай, Господи, тех, кто… покарай их, Господи… — он нашёл взглядом в толпе нескольких офицеров. — Собрать трупы ам… враг… их тоже собрать. Будем хоронить. Как людей будем хоронить… в родной земле.