— Он там стоит. Ну, что я говорила?
Он и в самом деле стоял там, повернувшись к нам спиной, в синей форме, белых перчатках, регулируя уличное движение — тот самый молоденький полицейский, к которому я подошел тогда там, в лесу у пруда.
Несколько секунд я простоял, неподвижно взирая а него, а в голове у меня творилось нечто невообразимое. После чего повернулся к Руби. И знаете что? Этого маленького дьяволенка рядом со мной уже не было. В общем, она в очередной раз проделала со мной тот же самый трюк. Не девчонка, а молния какая-то, к тому же хорошо смазанная маслом.
Бесполезно было и выискивать ее среди толпы — такой маленький ребенок мог укрыться практически где угодно: заскочила на время в ближайший магазин или вовсе уже находилась на полпути к дому.
Итак, я снова оказался под тем самым деревом. Повернувшись, я медленно побрел по Хай-стрит, машинально уклоняясь от летящих навстречу прохожих и тщетно пытаясь хоть как-то разобраться во всей этой истории. Получалось, что мисс Руби Гэнт в очередной раз в своей неповторимой манере провела меня за нос. Значит, этой своей выходкой, явившейся плодом сиюминутного воображения, она решила в очередной и последний раз проучить меня за ту мою попытку покритиковать ее не слишком тактичное поведение в лесу?
Не могла ли ее зловещая изобретательность подсказать ей выбрать именно полицейского как наименее вероятного из всех возможных кандидатов в подозреваемые по такому делу? Неужели она все еще продолжала насмехаться и надо мной, и над всем тем, что случилось?
Да и знала ли она на самом деле, кто убил ту девушку в лесу? Была ли история про синий костюм лишь очередным порождением ее безудержной фантазии, или под ней имелась какая-то вполне осязаемая почва?
Что и говорить, полицейский оказался тогда, можно сказать, на самом месте происшествия или, по крайней мере, поблизости от него, и ему не стоило ни малейшего труда в тот день в считанные секунды отойти от дерева, спуститься с холма и оказаться на своем посту у пруда. И то, что я совершенно не представлял себе возможного мотива убийства, отнюдь не означало, что такого мотива не существовало вовсе.
Когда я еще сам был мальчишкой, мне всегда хотелось держаться как можно дальше от любых представителей правоохранительных органов, и потому легко мог представить себе, какое впечатление может произвести на ребенка в возрасте Руби, равно как и на все ее окружение, сама идея того, что в этой истории замешан именно полицейский. (Вы обратили внимание на то, что я предпочел не пользоваться термином «нежный» возраст?) И все же было где-то даже приятно осознавать, что во всем том, что это дитя сделало со мной, была не только злобная шалость малолетки, но и некий более значительный смысл.