— Знаешь, возможно, у нас бы получилось, но Клоди, а пришли именно за ней, впала в панику:
— Пустите! Как вы смеете?! Возьмите лучше ее! Почему я?!
— Вслед за ней разуверились в своих силах и мы.
Я кивнула. Это было известно с самого начала. Так как именно крики подруги разбудили меня.
Селестин помолчала, потом прикусила губу.
— Вот, я снова лгу.
Еще несколько мгновений тишины. Девушка собиралась с силами:
— Леси не потеряла мужества. Она бросилась к нашим мучителям и… — Селестин отвела глаза — мы должны были ей помочь. Она ведь сделала самое сложное — пошла в бой первой. Но мы стояли и смотрели, как будто ожидая итога схватки, что бы примкнуть к победителю. Предатели! Один из тюремщиков ударил Леси по животу, заставляя упасть перед ним на колени. Потом дернул за волосы и чуть не свернул шею…. Она чудом выжила.
— Но как же тогда эта Леси, ведь это была она, могла еще и будить меня. Она ведь так пострадала?
— Ну, прошло уже два часа, — значит, я снова уснула. Ничего себе — но, я бы так не смогла.
Я тоже, я тоже…
Я вновь подумала об ушедших, боюсь, навсегда, девушках. Клоди, Лиса…. Жаль, что мы так и не поговорили. Хотелось бы узнать… Так, стоп. О чем я думаю! Подруги мертвы, а меня волнуют только собственный провал в памяти. Это ужасно…
— Подожди, но вы ведь не можете точно знать, мертвы они, или нет. Это не доказано. Да и подумай мы все здесь такие разные. Кому может понадобиться наша смерть? Клоди и Лиса определенно живы! И нам повезет выбраться.
Селестин посмотрела на меня, и в ее глазах я прочла: надежды нет.
— Ты чего-то не рассказала?
Девушка помедлила с ответом:
— Ты знаешь все.
Мы смотрели друг на друга, и я поняла, что от меня не скрыли ничего. Вот только, чем это могло помочь им, мне?
Снова тишина. Я не знала, что спрашивать, о чем говорить. Ко мне передалось состояние девушки: мы все умрем, надежды нет…
— Расскажи о себе? — прервала затянувшееся молчание Селестин.
— Давай, я не такая скрытная, как подруги. Ума ни приложу, что в наших жизнях такого таинственного.
— Может, ужасного?
Мы переглянулись и расхохотались. Не спорю: место для веселья выбрано не особо, но мне хотелось хоть не на долго прогнать ощущение безысходности. Смех крики, пускай даже плач — все равно лучше, чем бездействовать и покорно сходить с ума от кошмара всего происходящего. Наверно, Селестин тоже захотела хоть на миг освободиться от присутствия ангела смерти. Сейчас, к счастью, веселье и жизнь так и бьются в ее глазах. Интересно, что отражается в моих?
— Ну, давай рассказывай свою страшную, — она сделала большие глаза — тайну.