— Ну давай, расскажи, какой я жадный и беспринципный. Открой глаза на всю глубину падения. — Он от души веселился.
— Зачем? Это станет для тебя откровением?
— Нет. Но меня каждый раз восхищает праведный пафос. Я бы выслушал полную гнева обличительную речь и ответил бы, что не вижу, чем честный купец, не пытающийся показаться лучше, чем он есть, принципиально отличается от наемницы, меняющей отрезанные у рейдеров пальцы на крышки.
— Действительно, ничем. — Согласилась я. — За исключением личных предубеждений, уж прости.
— Прощаю. Тем более, что это нетрудно изменить, — он накрыл мою ладонь своей.
Я убрала руку, откинулась на спинку стула:
— Мориарти, что тебе нужно?
— Ну… на самом деле, то же самое, из-за чего я когда-то поднял цену со ста крышек до трехсот. Ты так и не додумалась расплатиться самым простым путем. Не вышло по плохому — попробуем по-хорошему.
Я расхохоталась:
— Не дождешься.
Почему-то предложение этого лощеного прохвоста не казалось оскорбительным. Здесь, на пустоши, слишком многое из того, что считалось должным в убежище, исчезло вместе со слишком хрупкими понятиями о цивилизованности.
— И поскольку, похоже, единственный способ избавиться от твоего общества — это пойти домой, а я еще далеко не так пьяна, как хотелось бы, сделай милость — смени тему.
— Хорошо, — он налил нам обоим. — Меняем тему. По какому поводу пьянка?
— А что, нужен повод?
— Будь ты моим постоянным клиентом, сказал бы, что нет.
Я махнула рукой:
— Повод вечен: несовершенство мира. Как там было, погоди…
Tired with all these, for restful death I cry
As, to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimm'd in jollity,
And purest faith unhappily forsworn3
Староанглийский показался почти иностранным — настолько нелепо он звучал среди обшарпанных стен.
Теперь рассмеялся Мориарти:
— Девочка, да ты действительно пьяна.
— В стельку, — радостно согласилась я. — Я начинаю читать стихи примерно на той же стадии, когда нормальные люди лезут в драку или горланят песни.
— Не надо в драку. — Он снова наполнил стаканы. — Однажды ты уже постреляла в моем заведении — хватит. Терпеть не могу отскабливать со стен мозги посетителей.
— Как будто ты сам этим занимаешься.
— Еще не хватало самому руки пачкать, — хмыкнул он. — Но есть еще одна проблема: поскольку явных мерзавцев, кроме меня, здесь не наблюдается, значит, драться полезешь ко мне — тогда вышибала схватится за пушку, и независимо от того, чьи мозги окажутся на стене, я потеряю либо хорошего вышибалу, либо женщину, на которую у меня определенные виды.
— Кто-то обещал сменить тему. — Напомнила я.