Дагобер спал до обеда а потом до рассвета пьянствовал — благо, посланники Кадана оказались не прочь промочить горло за чужой счет. Эдгара не звали: то ли забыли, то ли не захотели — впрочем, он был рад этому. Пить с чужими, вести разговоры ни о чем, те странные разговоры, в которых искренность считается глупостью, а обтекаемые вежливые фразы прикрывают гордыню. Велика радость, право слово. К тому же, Эдгар знал, какое место ему отведено. В этом аристократы не так уж отличались от купеческих семей, отпрыскам которых ему доводилось вбивать грамоту. Учитель стоит лишь чуть выше обычной прислуги — и его ум и знания на самом деле никому не нужны. Купцы ценят деньги и то, что называют хваткой, знать — благородство происхождения и воинскую доблесть. Ничего из того у Эдгара не было, а потому все, на что он мог претендовать — холодная вежливость с отчетливым привкусом пренебрежения. Он привык к подобному отношению, как привыкают к холоду по зиме и не ждал ничего иного — ведь право слово, глупо ждать ласкового тепла в корочун. Так что все шло как должно — и оставалось только радоваться тому, что никто не беспокоит. Тем более, что едва путники высадились на берег, блаженное одиночество закончилось. Правда, по большому счету ничего не изменилось: собеседников отнюдь не прибавилось.
Их встречали: дюжина гвардейцев при полном вооружении, повозка со слугами и вещами, нужными в дороге (полагаться на то, что на постоялых дворах найдется все, что может понадобиться гостям король Белона не стал), экипаж с возницей. В Белоне полагали, что экипаж куда удобней, чем путешествие верхом — но Дагобер наотрез отказался даже смотреть в его сторону, потребовав оседланного коня. Коня ему уступил один из гвардейцев. Так что в экипаже их оказалось четверо: два представителя короля, что сопровождали маркиза с самого начала путешествия, оставшийся безлошадным гвардеец и Эдгар.
Цвет лица королевских послов оставлял желать лучшего, да и круги под глазами отчетливо напоминали о бурно проведенной ночи. Так что коротать время за светской беседой они явно не собирались. Гвардеец же откровенно тяготился дорогой — то и дело ерзал, выглядывая в окно, но субординация не позволяла ему начать разговор первым. А Эдгара нисколько не утомляло молчание, он с удовольствием разглядывал яркую зелень холмов и белые шапки маячивших на горизонте гор. Видеть горы ему до сей поры не доводилось.
Королевство Белон сошло бы, пожалуй, за неплохих размеров графство. Долина у моря, со всех сторон окруженная горами. Рассказывали, что высоко в горах простираются богатые луга, способные прокормить тучное стадо, и шерсть выросших на тех лугах овец ценилась далеко за пределами королевства. И все же Эдгар не понимал, почему Кадан так вцепился этот кусок земли, заросшей оливковыми деревьями и виноградниками. Спрашивать об этом у сопровождающих очевидно не имело смысла — известно же, что всякий кулик нахваливает свое болото. Поразмыслив и вспомнив то, что успел прочесть, Эдгар решил, что дело в обычной корысти любого сюзерена, не желающего выпускать из рук землю, даже если добраться до той земли можно только горными перевалами, да и то лишь в теплое время года и погожий день. Или морем, которому ученый так и не научился доверять.