Путь от порта до столицы занял три дня. Правда, Эдгар был уверен, что будь он один, одолел бы дорогу в сутки. Будь он один, он бы не спал до обеда, утомленный не столько путешествием, сколько сравнением достоинств трактирных девок, как то было с маркизом, а всем остальным волей-неволей приходилось ждать. Впрочем, Эдгару грех было жаловаться. Постоялые дворы, которые посланники Белонского короля выбирали сами, не доверяя гостям, оказывались чистыми и даже без насекомых в кроватях, еда — сносной. А бесконечные утра он заполнял захваченным еще из дома трактатом, который открыл только сейчас. Если же читать желания не было, можно было поболтать с гвардейцами, от души потешавшимися над его ошибками в языке. Эдгар не обижался, прекрасно понимая, насколько далек он от совершенства, и пользуясь любой возможностью расширить словарь. Тем более, что Хасан, учивший его в Агене, явно не уделял внимания некоторым аспектам языка — бранных слов за эти три дня Эдгар узнал куда больше, чем за прошедший месяц. Каданские солдаты, как и все солдаты мира, бранью не ругались — они на ней разговаривали. По крайней мере, когда рядом не было "благородных", а Эдгар у них мигом стал за "своего", правда, так и не поняв, за какие такие заслуги.
Он обрадовался, когда на горизонте замаячили стены столицы. Экипаж, окруженный сомкнувшимся строем гвардейцев пролетел по улицам, и Эдгар про себя посетовал, что не смог разглядеть ничего, кроме крупов коней до солдатских ног. Потом за путешественниками захлопнулись ворота дворца и слуги развели гостей по приготовленным покоям, пообещав наутро королевскую аудиенцию, а вечером после — пир. Отведенная Эдгару комната оказалась теплой, свечей дали достаточно достаточно, и он с чистой совестью погрузился в чтение, закончив, наконец, оказавшийся пресным трактат.
Король принял его без свидетелей — не считать же таковыми вытянувшихся у трона стражников, или стоящего у подлокотника человека, по виду толмача. Это удивило Эдгара, но виду он не подал — кто его знает какие здесь правила королевской аудиенции. Насколько он помнил, в отличие от порядков дома, в Белоне этикет присутствие толпы придворных не оговаривал. Эдгар отвесил предписанный правилами поклон, произнес пышное приветствие включающее заверения в личной преданности, надежду на безупречную службу и прочая и прочая, что там полагалось говорить в таких случаях. Эту часть церемонии он разузнал загодя и досконально.
Услышав родной язык, король приподнял бровь:
— А что-нибудь еще сказать можешь — или только это выучил, точно попка? — произнес он, дождавшись, когда гость закончит.