Как всегда после молитвы стало легко и покойно. Не о чем волноваться — все случится по воле божией.
На следующий день он поговорил с наставником, получил кучу нужных и ненужных напутствий и с легким сердцем отправился в путь.
Откинув полог, Эдгар на миг застыл, увидев чужого, но тут же расслабился, едва человек обернулся. Улыбнулся, протянул руку:
— Здравствуй.
— Здравствуй. — Рамон пожал протянутую ладонь, бережно опустил на стол молитвенник.
— Давно ждешь? Ты с дороги? Голоден?
— Не мельтеши, — хмыкнул Рамон. — как маменька, честное слово.
Эдгар смущенно улыбнулся:
— Извини.
Подвинул гостю стул, сам устроился на сундуке.
— Рассказывай.
Они сказали это одновременно, итак же одновременно рассмеялись. Возникшая было неловкость исчезла.
— Так все же, ты голоден?
— Нет, отмахнулся Рамон, — Только что от маркиза, напоил-накормил, все честь по чести. Лучше расскажи, каким ветром тебя занесло в учителя?
Молодой ученый честно пересказал разговор с ректором и странным гостем.
— Вот, значит, как. — протянул Рамон. Замолчал, поглаживая пальцем рубин в серебряном аграфе, скалывавшем ворот сюрко. — Не нравится мне все это.
— Почему?
— Хотя бы потому, что учить девушку послали молодого мужчину а не, к примеру мать-настоятельницу столичного монастыря, славящуюся познаниями в слове божием. И не какую-нибудь из родственниц Авгульфа, добродетельную даму, вызубрившую катехизис — а больше женщине и ни к чему.
— О чем ты? — изумился Эдгар.
— Высунь, наконец, нос из своего замка слоновой кости и оглядись. Я не силен в интригах но первое, что напрашивается- подкупить кого-то из служанок девушки, чтобы сперва сыграла сводню, а потом застала вас в двусмысленной ситуации… погоди, не маши руками. После этого тебе очень повезет, если сумеешь исчезнуть из страны, потому что папаше девушки этот союз нужен, а сможет ли Авгульф проигнорировать то, что у невесты подмочена репутация — неизвестно. Добавь к этому то, что не так давно понтифик разразился речью о том, как печально неусердие в вере сильных мира сего которые, вместо того, чтобы нести свет веры в новые земли, довольствуются их завоеванием, не обращая внимания на души новых подданных.
Герцог Авгульф действительно не слишком-то допускал церковь на свои земли, полагая, что нет никакой разницы, кому молится чернь, лишь бы подчинялась. Рамон был с ним согласен: всему свое время, достаточно, пока, что герцог объявил вне закона ведьм. Но церковным иерархам нужна была война за веру.
Эдгар казался уязвленным:
— Хочешь сказать, я не способен устоять перед искушением? Не суди по себе.