На аэродроме было оживленно. Самолеты взлетали, шли на посадку, но Рябушкин, всегда с жадностью следивший за полетами, теперь не поднял даже головы, не обернулся: ему тяжело было смотреть, как летают другие. Он добрел до деревни и зашел в летную столовую пообедать. После обеда Рябушкин пошел в избу, в которой обычно спал.
Изба была двойная: справа от сеней жили хозяева, слева – летчики. Рябушкину никого не хотелось видеть, и он надеялся, что сейчас, в дневные часы, на половине, занимаемой летчиками, никого нет. Но он ошибся. Перед печью сидел на табурете лейтенант Никритин и подбрасывал хворост в огонь.
Лейтенант был высок, тонок, с зачесанными назад гладкими, почти черными волосами. Звали его Николай Николаевич, но в эскадрилье его чаще называли просто Колей. Он сегодня не летал, потому что самолет его был поврежден и ремонтировался. Никритин с утра топил печь, и в избе было жарко, как в бане. Он топил ожесточенно и с угрюмым удовольствием следил, как хворост корежился и распадался в огне. Никритин был не в духе.
Рябушкин вошел молча, сел на свою койку и стал стаскивать с себя комбинезон.
– Ну, как? – спросил Никритин, не повернув головы.
– Отстранен от полетов, – сказал Рябушкин.
Никритин удивленно взглянул на Рябушкина, хотел что-то спросить, но, увидев его расстроенное лицо, промолчал.
Стащив с себя комбинезон, Рябушкин лег на койку и стал читать «Трех мушкетеров». Ему нравилась эта книга. Он привез ее с собой из летной школы и теперь читал уже во второй раз. Какой ловкий, смелый малый был д’Артаньян! Умел выйти из любого положения. Уж его бы, наверное, не отстранили от полетов.
– Город видел? – спросил вдруг Никритин.
Никритин был ленинградец. В Ленинграде жили его отец и мать.
Рябушкин молча кивнул головой, не отрываясь от книги.
– Бомбили сегодня?
– Кажется, бомбили. «Юнкерс» шел от города пустой. Я его сбил.
– Какой район бомбили?
– Не знаю.
Рябушкин снова уткнулся в книгу.
Никритин замолчал и палкой от метлы поправил в печке хворост. Но мысль о городе беспокоила его. Через минуту он вновь спросил:
– На озере был?
– Был.
– Ну и что?
– Ничего, – сказал Рябушкин, продолжая читать.
– Замерзло?
– Открытая вода только к северу, а здесь лед.
– Машины через озеро идут?
– Не видел. Лед, наверно, еще тонкий. А люди идут.
– Пешком? – спросил Никритин, отодвигаясь от печки и оборачиваясь к Рябушкину.
– Пешком. – Рябушкин положил книгу на подоконник. – Саночки за собой с барахлом тащат. А больше без саночек.
– Как же они идут – голодные, в мороз, при ветре? Тридцать верст по льду!