– Здесь гораздо теплее, – сказал он. – Иди и ты, милый мальчик. – Он вынул из кармана фонарик, и желтый кружок электрического света запрыгал по нарам. – Вот тут вы жили? – Он торопливо шагал вперед, таща за собой Эрну. Павлик шел следом. – Вот и засыпанный выход…
Однако засыпанный выход не надолго привлек к себе внимание Василия Степановича. Свет фонарика торопливо скользнул по обвалу и перескочил на ту стену, где была дверь в комнату с телефоном. На этой стене, и особенно на двери, желтый кружок света задержался гораздо дольше. Дверь была заперта снаружи большим замком, и замок этот Василий Степанович освещал по крайней мере целую минуту.
– Что же ты здесь ела? – Василий Степанович направил луч света Эрне в лицо. – Столько дней! Милая, милая…
Эрна молчала. Вообще с самого его появления она не произнесла ни одного слова, хотя покорно ходила за ним.
– Она ела изюм и сухари, – сказал Павлик.
– Что? Изюм и сухари? – переспросил он и снова осветил замок на запертой двери. – Где ж ты взяла?
– Вот в этой комнате, – указал Павлик.
Василий Степанович, ведя за собой Эрну, торопливо подошел к двери и ощупал замок.
– Так ведь здесь заперто! – с недоумением и даже тревогой воскликнул он. – Ах, боже мой, стена треснула…
Он сразу нырнул в трещину, таща за собой Эрну. Павлик тоже полез вслед за ними. Василий Степанович осветил телефон. С чрезвычайной поспешностью он бросил свой фонарик на стол и схватил телефонную трубку. Немного послушав, повесил трубку на рычаг и, снова взяв фонарик, осветил ящики с изюмом и сухарями. Он пощупал сухари, взял одну изюминку и проглотил ее.
– Еще осталось, осталось… – приговаривал он. – Тебе одной еще дня на четыре хватило бы, а вам двоим – на два. По нынешним временам это неисчислимое богатство! Что же с этим делать? Здесь, вероятно, был склад какой-нибудь или что-нибудь в этом роде. Добро государственное, мы обязаны его сберечь. Оставить так нельзя. Раскрадут, непременно раскрадут. Взять с собой?.. Чтобы потом сдать, конечно, заявить и сдать… Нет, в квартире сейчас тоже небезопасно: жильцы, соседи. Оставить так, а дырку в подземелье завалить со двора камнями, да еще снежком присыпать, чтобы не видно… а потом заявить, – решил он. – Да что же я столько времени теряю? Скорей, скорей. Ведь ты так давно не дышала свежим воздухом… Мальчик, ты тоже пойдешь с нами.
Эрна, поев каши, сразу, не раздеваясь, заснула на диване. Василий Степанович накрыл ее шерстяным платком и подсел к железной печурке. Он все еще был в шубе, хотя комната уже достаточно нагрелась. Бобровая шапка лежала у него на коленях, и большой выпуклый лоб его, сливающийся с лысиной, блестел при свете крошечной коптилки, стоявшей на столе. Дверца печурки была открыта, и алые отсветы пламени прыгали по мебели, загромождавшей комнату. Здесь было много разных столиков, диванчиков, шкафов, кресел, стульев с гнутыми ножками и спинками, с поблескивавшей во тьме позолотой. Они стояли друг на друге, загораживая стены.