Он взял ее за подбородок.
— Не тебе говорить мне, что мне безразлично, а что нет.
Вырвавшись из его пальцев, она повернулась и направилась к камину. Цепь тихо звенела, и было странно, что она не может полностью вытянуть ногу. Но двигаться не составляло труда, если только не пытаться спешить или бежать, У камина она обернулась и, уперев руки в бока, спросила:
— Вы удовлетворены?
— Очень хорошо. Теперь иди обратно.
Когда она подошла к нему, он с довольным видом кивнул. С каким удовольствием она обмотала бы эти цепи вокруг его шеи и задушила!
— Мне что, в этих цепях оставаться всю жизнь?
Он усмехнулся и провел пальцем по ее ключице с видом собственника.
— Да, если я так захочу.
Бренна прикусила язык, чтобы удержаться от едкого замечания. У нее руки чесались залепить ему такую же пощечину, как в церкви, но, пошевелив рукой, она поняла, что, даже если бы осмелилась это сделать, физической возможности у нее не было. Она не могла поднять руку так, чтобы дотянуться до его щеки.
— Мне остается лишь сожалеть, что вчера мне не отрубили голову.
— Мне тоже, — он привязал ключ от кандалов к кожаному ремешку на шее. — Вместо этого мы обречены быть вместе, пока смерть не разлучит нас.
Она смотрела на него и думала, что же он сделает дальше? Швырнет ее на кровать и заявит о своих супружеских правах? Все, что ему придется сделать, — это привязать цепи к столбикам кровати, и тогда он сможет делать с ней все, что захочет. Сопротивляться она не сможет. Боже, как это будет унизительно! Бренна дала себе слово, какое бы зло он против нее ни замыслил, она встретит его с достоинством.
— Если вы намерены меня изнасиловать, я не стану сопротивляться…
— Вот и хорошо.
— …но не воспринимайте это как согласие.
Он спустил ремешок с ключом под рубашку и внимательно на нее посмотрел, будто решая, что ему с ней делать.
— Мы отложим эту дискуссию до ночи. У нее внутри все сжалось.
Его взгляд остановился на лифе ее платья. Казалось, что он видит, что под ним. Когда он увидел пятна от краски и старые кружева, его губы слегка скривились.
Пусть. Как он смеет смотреть с презрением на ее одежду, если сам он всего лишь варвар?!
Монтгомери медленным движением обхватил ее за шею и наклонился так низко, что его дыхание защекотало ей ухо и она почувствовала его запах.
Какой-то странный жар разлился по всему ее телу. Точно так же, как это было в церкви во время брачной церемонии. Ей пришлось встряхнуться. Неужели она так долго жила взаперти в своей башне, лишенная человеческого внимания, что ее взволновало даже такое грубое животное, как он?