— Ради Бога, сестричка, прекрати болтать. — Бренна закрыла ладонями уши, не желая больше слушать перечисление ее грехов. Отец достаточно ей за них всыпал. — Эти люди заслужили то, что получили. И… — Она оглядела свою спальню, так долго служившую ей тюрьмой. — И я все еще за это расплачиваюсь.
— Я знаю о твоих планах уехать в Италию, — сказала Гвинет. — Знаю, что ты переписываешься с настоятельницей монастыря матерью Изабеллой…
Бренне стало немного не по себе оттого, что ее планы стали известны сестре. Но это было неудивительно — ведь слуги обожали Гвинет, и поэтому она знала обо всем, что происходит в замке.
— Соверши свой последний подвиг, и мы поможем тебе уехать в Италию. Я уверена, отец даст свое разрешение на то, чтобы ты ушла в монастырь.
Разрешение. Это все, что ей нужно, чтобы ее приняли в святое братство.
Адель стукнула тростью о деревянный пол. Дункан залаял и вскочил на сундук.
— У нас будут наготове люди, которые сразу же увезут тебя, как только Монтгомери будет мертв. Они будут ждать тебя за дверью, а Пантос выведет нас по подземному ходу в безопасное место у реки.
— Пантос? Мне надо совершить убийство, а потом собака поможет мне избежать гнева людей Покорителя?
Наверное, обе ее сестры обезумели.
— Вот именно, — спокойно произнесла Адель. Кот потянулся у нее на руках и громко замурлыкал. — Я рассказала Пантосу о твоем кинжале, и он согласился защитить тебя. Дункан тоже пойдет с тобой. Он очень хорошо умеет ловить кроликов.
Бренна внимательно посмотрела на свою темноволосую сестру, такую спокойную и безмятежную, вечно пребывающую в своем неземном бесплотном тумане, стараясь таким образом справляться с болью в деформированной ноге и хаосом, творящимся в мире. Честно говоря, у нее действительно было некое непонятное родство с животными, но… чтобы одна собака ее вела, а другая кормила?.. Это уже слишком.
— Вы обе сошли с ума.
Пантос сел и, глядя на нее, навострил уши.
— И ты тоже.
— Прошу тебя, Бренна. — Гвинет передернуло, и ее негнущееся свадебное платье зашуршало.
Этот наряд выглядел слишком причудливым по сравнению с поношенным и линялым шерстяным платьем Бренны. Платье Гвинет было еще одним доказательством отцовской любви. Сердце Бренны сжалось. Если бы ей только удалось завоевать хотя бы половину той отцовской любви, которую он отдавал Гвинет. Год назад отец отобрал у нее все красивые вещи. Ей все равно пришлось бы от них отказаться, когда она станет монахиней, но воспоминание об этом по-прежнему отзывалось болью в сердце.
Между тем Гвинет сняла со своей белокурой головы шляпу с вуалью и водрузила ее на голову Бренны. Вуаль была сделана из плотной ткани и расшита крошечными жемчужинами. Тяжелый каркас, придававший шляпе форму бабочки, показался Бренне неудобным и каким-то неестественным.