Хроники зеленого крокодильчика (Трубников) - страница 24

– Не сознается, – убежденно сказал Пушкин. – Хитрая тварь!

Марьяна пообещала себе припомнить Пушкину эту характеристику, а вслух спросила:

– А если по своим номерам запереться?

– Нельзя. Задача в создании команды.

– А что же можно?!

– Ну как... гулять тут везде... разговаривать... разное можно, – тренинг-менеджер выглядел растерянным. – Но если чего-то нельзя, я сообщу.

Ирочка, которая выглядела перепуганной, будто ее на самом деле хотят убить, пискнула:

– Давайте ходить друг к другу в гости...

Ее бурно поддержали гостиничные менеджерицы.

– Правильно, Ирка, давай к нам, посплетничаем...

– Вы ведь будете помнить о цели игры? – неуверенно предположил Геннадий, но девушки уже усвистали. Им было глубоко наплевать на эту идиотскую игру. Прочие последовали их примеру, только Марьяна, так ни с кем и не сдружившаяся в «Езде», осталась одна. Впрочем, ей это было на руку.

* * *

Раз в пятнадцать минут Геннадий совершал обход корпуса на предмет шпыняния нерадивых и выявления убиенных. В одной из комнат он не позволил мужикам расписать пульку, в другой – реквизировал ноутбук со свежим сериалом. Люди невзлюбили Геннадия.

Двух своих жертв Марьяна отловила довольно быстро, причем обоих – у дверей Пушкина. Однако когда их исчезновение обнаружилось, народ перестал ходить поодиночке. Да и вообще ходить перестал, невзирая на увещевания Жувайтиса. Нагло ухмыляясь, ему сообщали, что вошли в роль и им страшно. А ну как убьют...

Так прошло четыре часа. Народ скучал, игра стояла, Геннадий гундел и чуть не плакал. Где они его такого откопали, думала Марьяна. Ей почему-то казалось, что тренинги должны проходить как-то иначе. Девушка вышла в коридор, дозрев, наконец, до звонка Артуру, и вдруг увидела, как Пушкин открывает перед Ирочкой дверь своей комнаты. Впустив Ирочку, Пушкин хлопнул себя по лбу и куда-то рванул. Ага, ухмыльнулась Марьяна, хитрая тварь, значит.

Глаза Пушкина, когда она предъявляла ему ключ – знак своей власти, – были очень-очень большими.

* * *

Смерть Пушкина глубоко всколыхнула общественность. Народ активно зашевелился, забегал. Складывалось ощущение, что Пушкин был «ихним всем». Особенно свирепствовали мужики, но и дамы не отставали.

– Товарищи! – гремела бухгалтерша, забравшись на стол в холле. – Убийца распоясался и оборзел!

– Линчевать! – поддержали ее нестройные выкрики.

Геннадий выглядел очень довольным.

– А я знаю, кто убийца, – тихо сказала секретарша Маша. Ее хрустальный голосок прозвенел для Марьяны похоронным колоколом. Все заткнулись.

– Это Ира, – продолжила Маша, – она последняя к Пушкину ходила. А после нее... У, зараза!