Да, я представил себе эту безобразную картину, и мне почему-то стало стыдно.
— Чего он так испугался? — спросил я разочаровано. — Ну, поехал бы сюда, потусовался. Не факт, что его вообще в Чечню бы отправили.
— У него вообще что-то с психикой стало, — ответил мне уже Вовка. — Он как про Чечню слышит, так его трясти начинает. Смерти, говорит, боится.
— Я тоже боюсь, — зло сказал я. — И даже очень боюсь. Но есть же еще такая вещь, как честь, и такая как самоуважение. Гордость, наконец. Я, например, не хочу жить просто ради того, чтобы жить. Я, в частности, не согласен жить бомжом. И я не хочу, чтобы надо мной смеялись. И уж тем более — презирали.
Вова и Серега перестали смеяться. Мы помолчали.
— Ладно, — сказал я, — хватит цирка. Лучше скажите, чем вы тут занимаетесь.
— А-а, — махнул рукой Серега, — вот там наши орудия расставлены. Сначала с наводчиками тренировались. Потом надоело. Так, иной раз Донецков, или Куценко выйдут, потерзают бойцов час — два, а потом сваливают.
— Ну а вы?
— А мы уже только в карты играем. Да еще на строевые смотры ходим. Осточертело все!
Ситуация мерзкая. Нет ничего хуже, когда приходится неделями сидеть на одном месте, ни хрена не делая. Чего ждет командование? Что они думают? Что мы тут тренируемся с утра до ночи? Может быть, им так и докладывают, но неужели они настолько тупы, чтобы в это верить? Обучение войск без стрельб неэффективно. А стрелять-то здесь как раз и не разрешают. Очередная глупость! Как это уже достало!
Возвращаться в палатку не хотелось — я пошел к землякам.
Часа через два, как меня и предупреждали, был объявлен очередной строевой смотр. Я отметил, что эта площадка не была настолько грязна, как весь остальной лагерь. Может быть, здесь просто запрещали перемещаться технике? Скорее всего, именно так.
Строевой смотр вел сам Карабасов. Все это было очень похоже на смотры в части, только не было выхода для опроса, и торжественного прохождения перед трибунами. Зато все остальное было.
Как меня уже предупредили, на каждом строевом смотре, как на церковной службе, Карабасов освещает тему дня. Сегодня этой темой являлась чистка и смазка оружия.
Командир бригады очень долго распинался о том, что «оружие любит смазку, чистоту и ласку». Потом он укорял бойцов и командиров в лености и в небрежении. Я готов был рыдать от осознания своей греховности. Для закрепления сказанного Карабасов сделал эффектный жест.
— Я сейчас возьму оружие у любого солдата, и если оно будет чистое, то предоставлю ему двухнедельный отпуск.
Я не сомневался: комбриг уверен в том, что выполнять обещание ему не придется. Он подошел к строю, протянул руку к какому-то бойцу, взял автомат, и осмотрел его. Эффект получился неожиданный: оружие было чистое. Лицо комбрига приняло обиженное выражение. Вся бригада слышала его обещание, и не выполнив его, Карабасов максимально терял авторитет, (прямо скажем, и без того не фантастический). Но явно чувствовалось, что выполнять обещание ему почему-то не хочется. Вот такая вышла заковыка.