— Саша, подойди сюда, пожалуйста, — услышал он из коридора голос девушки.
Усилием воли прогоняя сон, Иванов, завернувшись в простыню, с неохотой повиновался. Зевая и щурясь от яркого света лампочки, он вышел в коридор. Обнажённая Наташа стояла у зеркала и рассматривала себя. Сон у Иванова прошёл моментально. Он попытался обнять девушку, но та протестующее оттолкнула его руки.
— Скажи мне, Саша, — глядя на своё отражение, начала она тоном учительницы, спрашивающей урок с нерадивого ученика, — я могу нравиться мужчинам?
— Ещё бы! Такое роскошное тело… — он хотел говорить и дальше, но она прервала его следующим вопросом:
— А ты понимаешь, что изнасиловал меня? Посмотри, какие синяки наставил!
— Чуть не изнасиловал. Тебе ведь было хорошо, — поправил Иванов. Всё это он понимал, а вот куда она клонит — нет.
— Натаха… — начал он, пытаясь снова обнять девушку. Вдруг у него зазвенело в правом ухе от хлёсткой пощёчины.
— Ты, что… сука?! — опешил Иванов, и тут же получил ещё одну пощёчину с другой руки.
— Это, чтобы помнил! Больше никогда не смей так со мной поступать! Слышишь?! И не называй меня сукой — не люблю! — произнесла она, жёстко глядя ему в глаза и чётко выговаривая каждое слово. И вдруг её взгляд потеплел:
— А теперь иди в ванную и побыстрее — утро скоро.
Ничего не соображая, Иванов послушно метнулся в ванную и закрылся на шпингалет. На кого он нарвался? Эта непредсказуемая женщина представляла для него большую тайну. Таких он ещё не встречал: жёсткая и нежная, грубая и ласковая, сильная и женственная, мужественная и очаровательная. Он только чувствовал, как его всё сильнее тянет к ней. «Идиот! Мазохист!» — ругал он себя, стоя под тёплыми струями душа. «Нет, надо поставить её на место! — решил Иванов, вытираясь полотенцем. — Кто здесь мужчина? Или послать её ко всем чертям?»
Когда Иванов вышел из ванной, Наташа лежала в постели и делала вид, что спит. Он с опаской медленно забрался под простыню и сказал, не прикасаясь к девушке:
— Извини за то, что сделал тебе больно. Но, имей в виду, что я не большой любитель получать пощечины даже от хорошеньких женщин.
— Ты что, меня бросишь? — Наташа вдруг по-кошачьи сама ласково прижалась к Иванову. — Куда же я теперь пойду?
— Ты серьёзно или издеваешься? — опасаясь новых выходок с её стороны, недоверчиво поинтересовался он.
— Конечно, серьёзно. — Её лицо выражало озабоченность. — Ты порвал мои трусики, а как я теперь утром выйду на улицу?
Если бы уже рассвело, то Иванов, наверное, разглядел бы в её глазах прыгающих чёртиков.
Расслабляясь, он по-доброму обнял Наташу: