Мама с Панькой вернулись к вечеру. По давнему обыкновению к застольям мама всегда готовила накануне. Разложив овощи на старой дровяной плите, которую строители, проводившие газ, так и не вынесли, она отбирала ровные картофельные клубни - для салата. Панька мыла свеклу. "Прасковья Матвеевна, - мама оглянулась, - соды добавьте капельку, быстрее разварится". Не оборачиваясь от плиты, Панька закивала покорно. Черный платок она успела снять. Из пучка, собранного на затылке, торчали редкие пегие волосы. Мокрыми руками, измазанными свекольной грязью, она пригладила виски. "Племянничек ваш тоже придет?" - Панька спросила почтительно. "Ося? Да, собирался". - Мама покосилась на Машу. "Хороший человек, на дядю своего уж очень похож", - Панька шмыгнула носом. "У вас есть сода? - Мама думала о свекле. - А то у меня кончилась, забыла купить". - "Там, в буфете", - Панька махнула рукой в сторону комнаты. "Я могу сходить", - Маша вскочила с готовностью. "Сама схожу", - подхватившись, Панька метнулась к двери и вернулась с баночкой из-под чая. "Ой, - мама заулыбалась, - господи, я и забыла, были такие, до войны, сейчас уже нету". На жестяной банке, закрытой плотной крышкой, танцевала восточная красавица. "Ага, ага, - Панька обрадовалась, - вот, пожалела выбрасывать, красивая". - "Можно я посмотрю?" - Маша загляделась на танцовщицу. Панькина рука, державшая банку, прижалась к груди, защищая. "Сейчас, сейчас, вот закипит, соды в свеколку брошу, тогда уж..." - Панька забормотала. "Да, ладно, не надо". - Маша дернула плечом и поднялась с места.
В крематории назначили на двенадцать, так что институтский автобус должен был подойти к Максимилиановской не позже десяти. Татка, отправленная в школу, получила входной ключ и строгое указание - дожидаться дома. До больницы шли пешком. Панька, укутанная в черное, по-мышиному семенила в стороне. Время от времени она оглядывалась, и, поймав ее взгляд, Маша, почти что пожалела. Входя на мост, она думала о том, что брат совершенно прав: тоже мне, выбрала врага, запуганную насмерть старуху. С противоположной стороны, на самом исполкомовском углу дежурил милиционер. Лениво озираясь по сторонам, он следил за потоком машин, выезжавших с площади. Водители, все как один, снижали скорость.
Под мостом шумела вода. Затхлый запах поднимался до самой решетки, и, вдохнув тяжелые испарения, Маша зажмурилась. Открыв глаза, она увидела странное: Панька переходила на другую сторону, семеня в потоке машин. "Прасковья Матвеевна, Прасковья Матвеевна", - отец махал рукой. Его голос тонул в визге тормозов. Высокий заливистый звук поднялся с исполкомовской стороны, и, не вынимая свистка изо рта, милиционер двинулся наперерез - навстречу Паньке. Тощая фигурка, замершая на проезжей части, метнулась назад, и, погрозив издалека пальцем, страж порядка вернулся на свой угол. "Прасковья Матвеевна, голубушка, так же и под машину можно", - отец выговаривал Паньке. "Больница-то здесь, на этой стороне". - Мама взяла Паньку под руку. Та пошла, втянув голову в плечи и глядя в землю. Узкая спина сутулилась с жалкой покорностью, и, окончательно забыв злость, Маша подхватила Паньку с другой стороны.