К семи вечера свидетели были допрошены, улики и следы зафиксированы, пресс-конференция проведена и коридор убойного отдела наполнился праздничным шумом. Хаген заказал пива и торт, позвал к себе в кабинет и группу Лепсвика, и группу Харри, чтобы отметить успешное завершение дела.
Харри сидел на стуле и смотрел на могучий кусок торта на тарелке, которую кто-то сунул ему в руки. Он слышал, как Хаген произносил речь, как ему аплодировали, смеялись. Кто-то мимоходом хлопал его по спине, вокруг кипела дискуссия.
— Жалкий неудачник, этот чертов Ветлесен. Взял и смылся, как только почувствовал, что мы вот-вот его возьмем.
— Да, обставил нас…
— Нас? Да ведь это же группа Лепсвика должна была…
— А если б мы его взяли живьем, суд признал бы его невменяемым и…
— …у нас же никаких прямых улик, одни косвенные.
Из другого угла кабинета донесся голос Эспена Лепсвика:
— А ну, заткнитесь, ребята! Тут вот какое предложение: снимаемся отсюда и встречаемся в восемь в баре «Фенрис», чтобы напиться как следует. Можете расценивать это как приказ, ясно?
Всеобщее ликование было ему ответом.
Харри отставил в сторону тарелку с тортом и уже собирался встать, как вдруг почувствовал чью-то руку на плече. Это был Холм.
— Я проверил. Как я и предполагал, Ветлесен был правша, — сообщил он.
Из только что открытой Холмом бутылки с пивом повеяло кислым холодком, и тут же нарисовался слегка подвыпивший Скарре, взял Холма под руку:
— А еще говорят, что правши живут дольше левшей. По Ветлесену-то и не скажешь! Ха-ха!
Скарре помчался делиться своей остроумной находкой с остальными, а Холм вопросительно посмотрел на Харри:
— Уже уходишь?
— Ага. Прогуляюсь. Может, встретимся в «Фенрисе».
Харри почти дошел до двери, как вдруг в него крепко вцепился Хаген.
— Хорошо бы никто пока не уходил, — тихо сказал он. — Начальник полиции сказал, что хочет зайти и сказать несколько слов.
Харри так глянул на Хагена, что тот немедленно отдернул руку, будто обжегся.
— Только схожу отлить, — вежливо пояснил Харри.
Хаген улыбнулся и кивнул.
Харри зашел к себе в кабинет, взял пиджак и побрел вниз по лестнице, вон из здания управления, а потом вниз к Грёнланнслейрет. С неба сыпала редкая снежная крупа, на склоне холмов Экеберг мерцали огни, мимо промчалась и китовой песней затихла вдали пожарная сирена. Два пакистанца громко переругивались, стоя у своей лавчонки, а снег все падал на их апельсины, да еще где-то у Грёнланнс-торг пьянчужка затянул пиратскую песню. Харри услышал эти звуки ночной жизни и понял, что правильно сделал, что вышел на улицу. Боже, как он любил этот город!