А то, что Трюгве с Андреасом оказались так похожи, стало для нее единственным благословением. В ней даже зажегся слабый огонек надежды, она пошла в клинику, где ее никто не знал, и отнесла туда по нескольку волосков, вынутых из их расчесок. Эли хотела, чтобы там сделали анализ на ДНК, она читала, это что-то вроде генетических отпечатков пальцев. Из клиники волосы послали дальше — в Институт судебной медицины при Королевской больнице, где этот новый метод часто использовали в делах по установлению отцовства. А через два месяца сообщили результаты. Увы, парковка, черные следы, прерывистое дыхание, боль — все это было не просто страшным сном.
Эли снова взглянула на телефон. Ну конечно, ошиблись номером. А дышал в трубку — она-то сразу поняла — человек, который, услышав чужой голос, никак не мог решить, что ему делать, положить трубку или что-то сказать. Так бывает.
Харри вышел в прихожую и поднял трубку домофона.
— Алло! — перекричал он «Франца Фердинанда», гремевшего из динамиков в гостиной.
Никто не ответил. Он услышал только сигналы машин с Софиес-гате.
— Алло?
— Привет! Это Ракель. Ты уже лег?
По ее голосу он моментально догадался, что она выпила. Немного, но достаточно для того, чтобы голос сделался на полтона выше, а сквозь слова прорывался этот ее чудесный, глубокий смех.
— Нет, — ответил он. — Вечер удался?
— Почти. Сейчас только одиннадцать. Девчонки рано разошлись по домам. Завтра на работу и все такое.
— А-а.
Харри будто увидел ее перед собой: дразнящий взгляд, хмельной блеск в глазах.
— Я принесла диск, — сказала она. — Открой, я положу его в почтовый ящик.
— Конечно.
Харри поднял руку, чтобы нажать на кнопку домофона. Помедлил. Это были две секунды до атаки. Две секунды на отступление. Он отлично понимал, что не хочет ее впускать, потому что проходить через все это еще раз будет слишком больно. Вот почему в груди громыхало так, будто у него было два сердца, вот почему он никак не нажимал кнопку, которая должна впустить Ракель в его дом и в его мысли.
Пора, подумал он и прикоснулся к твердому пластику кнопки.
— А может, мне подняться?
Харри заговорил, стараясь, чтобы голос звучал не слишком странно:
— Не нужно. На почтовом ящике есть мое имя. Доброй ночи. — И он нажал на кнопку.
Вернулся в гостиную, сделал музыку погромче и попытался выдохнуть прочь все мысли, превозмочь ненужное, идиотское возбуждение и утонуть в звуке гитар, а те стонали и ревели. Злые, острые и кое-как сыгранные. «Франц Фердинанд», шотландцы. Но к дрожащему аккорду примешался еще какой-то звук.
Харри убрал музыку. Черт. Ему нужно было еще прибавить громкости, как только он услышал этот посторонний звук. Как наждаком по дереву. Или ботинком по полу. Он вышел в прихожую и увидел, что за матовым стеклом двери кто-то стоит.