– Кто?
– Собака. Черная. Заблудился я в этих переулках катакомбных, а она шла за мной, слюна с желтых клыков падала… Ну я камень и подобрал. И она – заметила, мигом в подворотне исчезла.
– Умная. Нарывалась, видать, раньше.
– А потом, когда на пустырь выбрел и этого «черного человека» узрел…
– Ты рассказываешь – как бредишь.
– Да все и происходило словно в бреду… Или во сне. Медленно.
– Далеко он стоял?
– Шагов десять.
– И – промахнулся?!
– Запнулся я о какую-то выбоину… Упал. Потом – я камень тот бросил, очки ему раскрошил… Потом – ударил.
– Он остался жив?
– Да. Но в беспамятстве.
– Подождал бы, пока оклемается, порасспросил… Явление ведь не рядовое – палит в тебя неизвестно кто, неизвестно где, неизвестно почему…
– Хотел, да тут мальчишек ватага… Ну я и… по обстоятельствам.
– Понял. Тогда ты – просто везучий.
– Может быть.
– Но никакое везение не длится вечно.
– Кому как.
Бобров задумался.
– Ты заметил, что Алефа наш незалежный генерал даже не упомянул?
– Угу.
– Наводит на грустные размышления и гнусные подозрения.
– Наводит.
– Какой-то ты вялый стал, Дрон. Что делать станешь?
– Думать. Я дискету с концертом возьму? Может, и мысли какие придут?
– Бери. Мы скопировали. А оригинал я спецам отдам – пусть покрутят. Может, что и сыщут.
– Может. А лучше – пусть твои спецы Аркадина сыщут. И Эжена. И про без вести покойного Мамонтова выяснят.
– Солью раны не посыпай, а? Кстати, о соли. Текилы не хочешь? Аскер тут «полным папой» жил. Бар – загляденье.
– Если только глоток.
Мы лизнули соли с нарезанных ломтей лимона, выпили по склянке кактусовой водки…
– Отрава, конечно, – прокомментировал генерал. – А легла хорошо. – Посмотрел на меня внимательно, прищурился. – Выглядишь ты неважно, Дрон. Совсем худо. Словно не спал не сутки – век.
– Может, так оно и есть?
– Да?
– В этом городе время другое. Чужое.
– Время для всех и всегда – чужое. Потому что отсчитывает дни нашей жизни. И всегда – в минус.
Время отсчитывает дни нашей жизни, и всегда – в минус… Генерал умчался решать дела, а я снова оказался в своей комнате; сидел на постели, оглядывался по сторонам, и меня не покидало ощущение, что я не просто пересек занавешенный листвою деревьев дворик; мне казалось, что я попал в иной мир… И все то, о чем мы только что говорили, обсуждали, вспоминали, – осталось где-то очень далеко, в другом пространстве, хотя и отгороженном всего-то легкою занавеской… И связь между этими пространствами если и была – то тонкой, невидимой, уязвимой и призрачной, как блесткая паутинка…
…Сначала мне снился берег. Он был абсолютно пустынным. И скалы, и море казались то ли декорацией к спектаклю, то ли просто картинкой из ирреальной, неземной жизни, если вообще застывшее темно-фиолетовое пространство можно было назвать жизнью.