– Умеешь ты ободрить, генерал.
– Стараюсь.
– Где она теперь?
– В особняке. В комнате.
– Ты так и потащишь меня туда, скованного? Вместе со стулом? Эдак трудно произвести впечатление.
– Стулья там есть. А вот «кандалы» оставим. Алеф меня просветил: уж очень ты прыток и непредсказуем. Да я и сам знаю.
– А что в этой жизни предсказуемо?
– Ты прав. Ничего, кроме смерти.
Да. Я прав. Генерал не просто боится Альбы – он тоскует… И тоску эту странную я наблюдал не раз и не два…
Бобров тем временем жестко скрутил мне руку назад, отстегнул наручники от стула и сковал запястья сзади.
– Ну что – двинули? Про нашу беседу Альбе – ни слова. Я ей сказал, что накачал тебя сонниками и теперь просто привожу в чувство. – Генерал замолчал, усмехнулся. – Да так оно и было.
Мы поднялись по лесенке, прошли длинным, абсолютно пустым и стерильным коридором и оказались в большой комнате. Окна были наглухо занавешены портьерами; посередине стоял большой круглый стол и несколько стульев; поверху, вдоль стен, были расположены мостки с перильцами, к ним вела крепкая деревянная лестница; там же находились двери в спальни. Еще один коридор вел, скорее всего, на кухню.
За столом сидел Алеф: спокоен, невозмутим. А ведь и его пребывание здесь было бурным; но было в этом жестком мужчине то, что присуще восточным людям и называется «фатум». Это не рок и не судьба, скорее – предопределение… И человек, считающий себя подчиненным фатуму, как бы освобождается от беспокойства за будущее, свойственное европейцам. Перед Алефом стоял большой заварной чайник и пиала с зеленым чаем.
– Тебе туда, – показал Бобров на небольшую дверь. – И – без глупостей.
– Да какие уж глупости при нашей бедности… Аня там?
Генерал кивнул и открыл дверь. В комнате царил полумрак, и сначала я почти ничего не разглядел. Генерал усадил меня на стул, пристегнул наручником к батарее и вышел.
Голова сделалась пустой и гулкой. И не было в ней ни воспоминаний прошлого, ни надежд на будущее. В такие моменты с человеком остается только настоящее.
Постепенно глаза привыкли к полумраку. Комната была небольшой, с такими же, как и в гостиной, наглухо занавешенными портьерами окнами и оттого казалась особенно сумрачной: освещение – лишь небольшие бра на стенах… По периметру комнаты были расставлены картины Ани. Запах бензина еще не выветрился, хотя кондиционер работал на полную. Аня была в кресле и словно спала.
– Что с ней? – резко спросил я Альбу, сидящую за столом перед включенным компьютером.
– Спит.
Я пригляделся. Дыхание девушки было ровным и спокойным.