Ребята подошли гурьбой, остановились полукругом.
– Он же негр! У них солнце жарче! – усомнился один.
– Никакой он не негр. Просто темный. У негров волосы курчавые, у этого – прямые.
– Но и не русский.
– Ребят, давай его в тенечек оттащим, а? – сказал я. – Полежит и оклемается.
Один вытащил бутылку с водой, отвернул крышку, полил беспамятному незнакомцу на голову. Констатировал:
– Не шипит. Значит – жить будет.
– Тенечек здесь – только у помойки, – сказал другой.
Мне подумалось, что там ему самое место. Но вслух я произнес:
– Все лучше, чем на солнцепеке…
– А вы, дяденька, ему кто? – поинтересовался один из пареньков, тот, что постарше.
– Никто. Прохожий.
– А-а-а-а… – протянул парень. Скомандовал ватаге: – Ну что смотрите? Поможем турку? – Глянул на меня, поправился: – Типа туристу? Хватайте за руки, за ноги и – в тень.
А я развернулся и – пошел прочь. За участь стрелка опасаться не приходилось. Очнется он, ясное дело, без часов, ботинок, пиджака… И ребятишки, и бомжи молчать обо всем будут, как черноморская кефаль. И меня при встрече не признают. Вот такая у нас страна.
Я вернулся на набережную. Сидел, щурился под жарким солнцем, напевая: «Самое синее в море, Черное море мое…»
Курил пятую сигарету подряд. Кажется, руки перестали дрожать. Нет, дрожат родимые. И все оттого, что мне хочется сорваться с этой лавчонки и бежать куда глаза глядят – скрыться, исчезнуть, забиться на третью полку плацкарты под видом бесхозного баула и вернуться в темноту и зиму необустроенной своей квартирки, свернуться там под одеялом и горевать искренне и бесконечно, размышляя о жестокости и несовершенстве мира!
И как мы определим эдакое состояние? Психоз. Невроз. Стресс. Как славно, когда образование позволяет вспоминать ничего не значащие слова, которые все объясняют!
Бродить по незнакомому городу, как по пустырю, да еще вслепую было верхом безрассудства. Хотя к рассудочным интеллектуалам себя я никогда и не относил, а все же… Пора привязываться к местности по-серьезному. Ну а поскольку справочник «Who Is Who» в Бактрии отсутствует по определению, придется обратиться к живым людям.
И вспомнился мне капитан Саша Гнатюк. Где-то он теперь? Город маленький: остановить первого встречного и спросить: «Мужик, Гнатюка знаешь?» Он ответит: «А как же!» И даже напоет, к примеру: «Дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю…» Из Дмитро Гнатюка. Или из другого: «Барабан был плох, барабанщик – бог…» И даже приведет старинную, четвертьвековой давности считалочку: «Як спивають Гнатюки, с серця рвуться матюки!»
Ладно. Поскольку заведение, где работал Александр Петрович Гнатюк, сохранилось в полной неге и неприкасаемости, отзвонимся туда. Много воды утекло, а все же…