– Держи. – Я передал ему доллары.
Тот рассмотрел внимательно, убрал во внутренний карман куртки.
– Только вот что… Ты… вообще не трепливый?
– А сам как думаешь?
– Думаю, молчун. Но – себе на уме.
– А кто не себе нынче? Я тебе сразу сказал, дядя Миша: боишься – не делай, а делаешь – не бойся.
– Ты мне тут блатную премудрость не разводи. Я двадцать лет таких сторожил. Наслушался. И насмотрелся. И не из пугливых я, просто…
– «Запретный город».
– Да куда там! Короче, в особняке том разные люди случаются. И девки, но не здешние, здесь таких отродясь не было – просто загляденье от ушей до хвоста! И дяди авторитетные, только не от деловых – державные дяди, серьезные. И здешние начальники туда захаживают потихоньку, типа шепотком, но для всех это честь вроде, вот каждый и старается обмолвиться перед другим – был, дескать, а что там было – не говорит никто, туману напускает. Вот такой это хитрый домик. И окна у него зеркальные. А что за ними – поди разбери.
– Чей домик?
– Люди говорят… – Дядя Миша снова замялся… – Люди говорят – генерала одного.
– Гнатюка? – бросил я наугад.
Водитель аж вздрогнул, втянул голову в плечи, словно ударили его или должны ударить. Потом справился с собой, прикрыл испуганный взгляд набрякшими веками, процедил тихо:
– Я – что? Люди говорят…
– А что еще они о Гнатюке говорят?
Дядя Миша явно затосковал. Лицо осунулось, плечи провисли, сам он пригнулся к столу, и стало сразу очевидно: никак ему не пятьдесят с небольшим – все шестьдесят, и здоровья давно не богатырского, даром что с виду крепок и осанист…
Я махнул рукой, позвал:
– Маша!
Появилась улыбчивая женщина, спросила:
– Еще кофе?
– А чаю можно? В большой кружке, очень крепкий и с колотым сахаром.
– Сделаю.
– И коньячку, ладно?
– Сто? Двести?
– Бутылку.
– Понравился?
– Очень.
– У нас «Ахтамар», без обмана. Арам Карапетян для себя привозит и нам подкидывает. А мы не всем и наливаем. Для своих.
– За уважение – и чаевые особые.
– Вот это правильно! Закусить что принести?
– На твой вкус, красавица.
Женщина расцвела улыбкой, спросила, глянув на дядю Мишу:
– Чего смурной?
– Давление скакнуло, ты же знаешь, Машутка. – Дядя Миша улыбнулся. – Сейчас коньячком поправлю и – ладушки.
– Кофе нужно меньше пить.
– Нужно. Но не получается.
Коньяк Маша принесла почти тотчас, с ним – бутылку ледяного боржоми.
– Держите уже. А то ведь я вас, мужиков, знаю: истомитесь, пока закуски дождетесь.
– Твоя правда, красавица, – отозвался я.
Сто пятьдесят дядя Миша выпил мелкими глотками и даже смакуя, но скоро. Выдохнул, спросил:
– Сигареткою угостишь? Так я не палю, а когда выпью…