– Тебе будет о чем потолковать с Люсей.
– Вот ее машина!
Мечтательной девушки – словно не бывало. Рядом сидела готовая к прыжку пантера. Ну, если Бетти – пантера, то Людмила Кузнецова – медведица. И по комплекции, и по хватке.
Мы катили за Люсей прочь от Саратоны.
– Она едет за город, – сказала Бетти. – Там есть особняк; вернее, даже не особняк – особая территория: парк, в нем дворец в мавританском стиле и множество всяких-разных строений. Наверное, есть и костюмерная, и декораторская. Эдакая киностудия в миниатюре. Только там ничего не снимают. Играют вживую.
Не знаю, что там прочла психолог Кински на моем каменном лице, но добавила:
– В самом «Замке» ставят только самое простенькое. А на территории все остальное. – Она помолчала, добавила: – Очень дорогое удовольствие. Очень, – улыбнулась двусмысленно, закончила: – Наверное, оно того стоит.
– Еще бы, – отозвался я. – Раз заказчики платят жизнью.
– Вот это мы и должны выяснить у твоей русской, – ожесточенно, почти не размыкая губ, произнесла Бетти.
А меня интересовал один вопрос: что сталось с Хусаиновым? Лежит и приходит в себя в одной из бесчисленных комнат «Замка снов»? Или – на конспиративной квартире барона Данглара? Или – у «защитников ислама»? Или – под полутора метрами земли где-то на западе острова? Или под полумилей соленой воды Атлантики?
Я бросил взгляд на Бетти. Лицо ее сделалось сосредоточенным и отрешенным настолько, что казалось напрочь лишенным всякой женственности. Боец, да и только.
– О чем вздыхаешь, Дронов?
– Ни о чем.
– Не ври. Я же заметила твой взгляд.
– Тебе честно ответить?
– Откровенно.
– Лучше бы ты стала танцовщицей стриптиза.
– Это комплимент?
– Или бортпроводницей.
– Понятно. Это не комплимент. А знаешь, Дронов, почему я стала тем, чем стала? Просто сначала я жила, как предписано: «Весь мир улыбается тебе!»
– А потом?
– Потом – «Весь мир смеется над тобой!».
– Не так плохо.
– Но истина оказалась не в этом.
– Да?
– Однажды я поняла: миру я совершенно безразлична. Он самодостаточен и равнодушен. А люди таковы, что постоянно используют тебя. Словно тряпку – для стирания пыли с заплесневелых душ.
– Как-то фатально это у тебя прозвучало. И пафосно.
– Это правда, Дронов. Правда.
– И ты живешь с такой правдой?
– А ты? Разве с другой?
Что я мог ответить? Ничего.