— Чемпион мира и Европы по французской борьбе — Герберт Титус!
— Чего это ты меня так обозвал? — удивился Герасим.
— Это называется — сценический псевдоним. Он есть у всех знаменитых цирковых борцов.
— A y меня, не будет! Герберт — придумал тоже. Чем плохо — Герасим?
— Герасим — морда восемь на семь? — тихо пробормотал Алька.
Но Аренский услышал и отвесил ему подзатыльник.
— Не обращай на него внимания, Гера: всю жизнь возле взрослых отирается, вот и распустил язык… Я вижу, ты готов? Погодь минутку!
Он раскатал одну из скаток и расстелил на лужайке довольно потертый цирковой ковер. Скинул пальто и стал в борцовскую стойку.
— Ну, берегись, Герасим!
И цыкнул на Альку:
— Ужо смотри мне, со своими рифмами!
Ольга подмигнула мальчишке:
— Борцы!
— Жеребцы! — сказал он ей на ухо и покосился на отца: не слышит ли?
— Держись, Василий, мордой синий! — все же не выдержал и схохмил Герасим. Все расхохотались.
— Как дети, ей-богу, никакой серьезности, — отворачиваясь, чтобы не видели его улыбки, проворчал Аренский и неожиданно сделал выпад в сторону соперника.
Тот отпрянул.
— Ой, напугал!
И, расставив руки, как медведь, вразвалку пошел на Василия.
Они выглядели рядом несколько комично: высокий, широкоплечий Герасим, точно глыба, нависал над коренастым, но много ниже его Аренским. Впрочем, разницу в росте тот с лихвой компенсировал мускулистостью и подвижностью.
Герасим попробовал применить против товарища захват, но не тут-то было! Аренский ловко нырнул под его руку и провел бросок. Герасим упал. Ольга с Алькой зааплодировали.
Их хлопки подействовали на лежащего, как удар бича. Он вскочил, засопел, всерьез начиная злиться. Неизвестно, чем бы закончилась их встреча, но они услышали топот копыт и не успели опомниться, как на опушку, где расположились артисты, выскочил отряд всадников человек в двадцать. Как подсчитал про себя Алька, — двадцать два.
— Посмотрите, поручик! — изумленно воскликнул старший из них в форме полковника царской армии. — Вся Россия воюет, а здесь, в лесочке идиллия… Насколько я понимаю, цирковые артисты проводят репетицию?
Как ни были ошеломлены их появлением циркачи, а первым опомнился Аренский. Он с неожиданным проворством низко поклонился военному.
— Вы правы, господин полковник! К сожалению, перед вами лишь жалкие остатки былой цирковой труппы. Но и они не могут себе позволить пренебречь единственной профессией, обеспечивающей им кусок хлеба. А для того — ни дня без работы! Таков наш девиз. Прошу любить и жаловать; мой сын, акробат и эксцентрик — Арнольд Аренский! Алька, давай!