— Ось побачишь, зараз до хаты усе село прыбигне.
— Чего тоди видпускала?
— Та нехай завидуют!
— Ото ж бабы! — неопределенно хмыкнул Петр, поливая из ковшика Ольге на руки.
Девочка внесла в хату миску, доверху наполненную квашеной капустой и мочеными яблоками.
— Спасыби, доню, одна ты в мене помичныця.
И доверительно пожаловалась Ольге:
— Любава в мене перша народылася, а писляодни хлопцы — чотыри. Яка вид ных матери допомога? Мыслю соби, шоста буде дивка. Вгадала! Ось, дывысь, у колысци Мотря — ясочка моя.
В дверь хаты осторожно постучали.
— Шо я казав, — покачал головой Петра. — И поисты не дадуть. Заходьте!
Смущаясь, бочком вошла невысокая худенькая девушка лет семнадцати.
— Тетка Оксана, — просительно начала она.
— Не хочу и размовляты! — категорически ответила та.
— Мы просымо одну дивчынку. Батька каже, ваша хата усым мала буде.
— Наша хата мала? — подбоченилась Оксана. Девушка смутилась.
— Нехай твий батько не бреше! У нашей хати дви ваших розмистятся! Отак, Глаша, и передай батькови.
Глаша прижала руки к груди и обратилась к Ольге уже на чистом русском:
— Тетка Оксана ругается, а не хочет понять, что вам с дороги и постираться надо, и помыться, а тут шестеро детей, да мужчины. Просто неудобно. У нас дом, может, не очень большой; но мы живем вдвоем с отцом, мама умерла год назад. Отец пошел уже баню топить, а я обещала вас упросить: пожалуйста, я так давно не разговаривала с городским человеком!
Ольга оглянулась на товарищей.
— А что, Петр, — поддержал Глашу Аренский, — может, и правда, Ольге удобней будет? Сколько дней с нами — сплошные неудобства. Я думаю, Оксана не обидится?
Не успела Оксана и рта раскрыть, как дверь снова, но уже без стука, распахнулась и в хату вплыла молодка. Возможно, она не дотягивала до писаной красоты Оксаны и несельской хрупкости Глафиры, но это была женщина, что называется, в самом расцвете. Черные глаза на белом лице горели ярко и страстно, уложенные короной толстые косы придавали её лицу выражение царственного величия. Через наброшенный полушубок выглядывала расшитая сорочка, обтянувшая высокую грудь; шерстяная домотканая юбка повторяла соблазнительный изгиб бедра. Она нетерпеливо притопнула ногами в новых, явно ненадеванных сапожках и из-под длинных ресниц метнула разящий взгляд в глазевшего на неё Герасима.
Взгляд достиг цели: бывший матрос, точно завороженный, подался ей навстречу.
— Оксаночка, — ласково пропела гостья, — чи ты скрывдышь[8] бидну удову?
— Катерина, — почти простонала Оксана, — вы ж у мене усих гостей заберете! Колы ще порядну людыну зустринешь? Перший раз артистов у себе бачым.